Akademik

БОГ
БОГ
— «весьма трудно и, быть может, невозможно, дать такое определение слову «Бог», которое бы включило в себя все значения этого слова и его эквивалентов в других языках. Даже если определить Бога самым общим образом, как «сверхчеловеческое или сверхприродное существо, которое управляет миром», это будет некорректно. Слово «сверхчеловеческое» неприменимо к почитанию обожествленных римских императоров, «сверхприродное» — к отождествлению Бога с Природой у Спинозы, а глагол «управляет» — к точке зрения Эпикура и его школы, согласно которой боги не влияют на жизнь людей» (Х.П. Оуэн. Статья «Бог» в англо-американской. «Философской энциклопедии». Лондон; Нью-Йорк, 1967. Т. III).
«Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле» (3 Царств 8, 12). В этих словах, в разных вариантах повторенных в Библии, ясно сформулирована одна из главных черт того, что человечество может сказать о Б.: в мире Он присутствует скрыто. Б. Ветхого Завета «невидим» и «скрыт» (Ис 45,15). Через всю Библию красной нитью проходит мысль о том, что Он открывается лишь тогда, когда хочет этого сам, и тем людям, которых сам для этого избирает. Это — таинственная и непостижимая сила. В знаменитой формуле Евангелия от Иоанна (Ин 1,18) «Бога не видел никто никогда» речь идет даже не о том, что Б. не имеет каких бы то ни было физических очертаний, что позволило бы человеку увидеть его, но именно о непознаваемости Б., которого нельзя постичь путем умственных усилий.
На основании этих библейских представлений о Б. в первые века христианства был сформулирован принцип, согласно которому Он — «неизреченен, недоведом (т.е. не до конца умопостигаем), невидим, непостижим». Именно так говорится в последовании литургии Иоанна Златоуста, которая практически ежедневно совершается в православных храмах всего мира. Об этом же говорит Николай Кузанский, указывая, что Б. нельзя постичь «иначе как негативно», т.е. лишь осознав, каким Он не является. Однако «Он постигается через наслаждение от пребывания в истине и жизни среди мира и покоя в небе эмпирея, то есть высшего восторга нашего духа», иными словами, через приобщение к Его истине самой жизнью, нравственным выбором и внутренним состоянием человеческого Я. С т. зр. Николая Кузанского, Б. «не находится в области, или сфере, интеллекта» уже по той причине, что превосходит всякое человеческое представление о нем. Но при этом Он может открыться нам «лицом к лицу» через «радость Господню, которую никто не может отнять от нас, когда мы ощутим, что прикоснулись к нетленному бытию».
Богами в древних, т.н. языческих, религиях называются Амон, Мардук, Зевс, Аполлон, Гермес и др. адресаты поклонения. Однако этим же словом обозначается и «quo majus nihil cogitare potest» («тот, больше которого невозможно себе представить никого»), как говорит «язычник» Луций Анней Сенека, формулировку которого впоследствии будет использовать христианин и святой Ансельм Кентерберийский. В «неподвижном двигателе», являющемся причиной всего, о котором говорит Аристотель, Филон Александрийский узнал того самого Б., что некогда открылся Аврааму, а затем Моисею и ветхозаветным пророкам, — так состоялся синтез греч. филос. монотеизма с монотеизмом Библии. Того самого Б. можно узнать и в «Боге философов и ученых» Б. Паскаля.
Мифологемы, во-первых, о сотворении мира одним из богов (демиургом), а во-вторых, о Б., который царствует над миром (как Зевс у греков), в монотеистическом варианте составляют основу библейского видения Б., «творца неба и земли», царствующего над миром. При этом надо иметь в виду, что и библейское видение Б. формируется постепенно. Из представлений о племенном Б. Израиля (первые книги Пятикнижия), который любит исключительно свой народ, со временем, во Второзаконии и в книге пророков (прежде всего у Исайи) выкристаллизовывается образ благого и милосердного Отца всех людей и защитника вдов и сирот, «Отца вашего Небесного» Нагорной проповеди Иисуса — Б., который согласно определению Нового Завета есть любовь (1 Ин 4,8). В отличие от многочисленных богов народов Др. Востока Б. в Библии — един «и нет иного бога» (Ис 45,14), ибо «все боги народов — идолы (или даже «ничто» (2 Пар 16, 26)), а Господь небеса сотворил» (Пс 96,5). Он — всемогущ (Быт 17,1 и др.); о чем, напр., так говорится в книге Иова (42,2): «Знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть остановлено». Однако сам термин «всемогущий» (лат. omnipotens) в Ветхом Завете отсутствует и вошел в язык богословия и в богослужебную практику христианского Запада из антич. литературы. Б. согласно библейским текстам не только царствует над всем миром, но и как бы пребывает повсюду. «Разве Я — Бог только вблизи, говорит Господь, а не Бог и вдали? Может ли человек скрыться в тайное место, где Я не видел бы Его? — говорит Господь. — Не наполняю ли Я небо и землю» (Иер 23,23— 24). Термин «вездесущий» (греч. pantachou paron) в Библии также не встречается, хотя имплицитно представление о вездесущии Божием присутствует в разных местах Священного Писания.
Нельзя не указать на то обстоятельство, что и с богами в древних религиях, и с единым Б. Ветхого Завета люди находятся приблизительно в одних и тех же отношениях: во-первых, им поклоняются, а во-вторых, просят о помощи и защите, но в то же время боятся. Наконец, им жалуются на трудности жизни, находя в них источник утешения, молятся и обещают следовать в жизни тем или иным принципам или правилам. Т.о., в отношениях между человеком и Божественной силой главную роль всегда играют молитва и благочестие, которые, разумеется, далеко не всегда имеют формы христианской морали.
Несомненное сходство между языческими верованиями самых разных народов и библейским представлением о Б., которое затем перейдет в Коран, одним исследователям и мыслителям дает основание говорить о религии как об общечеловеческом феномене, который, по-разному преломляясь в разных культурах, в главных чертах остается неизменным, другим — о том, что истинное представление о Б., пусть в искаженной форме, но все же присутствует не только в библейском откровении.
Библейское представление о Б., разрабатывавшееся в святоотеческой литературе и в церковном предании, легло в основу доказательств бытия Божия, поисками которых начинает заниматься филос. мысль в Средние века, когда эта проблема была сформулирована Ансельмом Кентерберийским. В 19 и 20 вв. на фоне бурного развития естественных наук традиционные представления о Б. подвергаются ревизии, в особенности после Ф. Ницше, заявившего, что «Бог умер», т.е. перестал играть к.-л. роль в жизни человечества. Дж.С. Милль предложил концепцию, согласно которой Б. хочет добра, но ограничен в своем могуществе. Ее развил амер. персоналист Э. Брайтман, считавший, что существующее в мире зло есть некая «данность», в условиях которой вынужден действовать Б., могущество которого, естественно, не беспредельно. Дж. Дьюи предложил видеть в Б. «активное отношение» между реальным и идеальным, а А. Швейцер — «этическую волю» или «безличную силу». Наконец, Дж.Э. Будин видит в Б. «духовное поле, в котором мы живем, движемся и существуем».
Др. путем пошел B.C. Соловьев, утверждавший в «Духовных основах жизни», что «Бог есть внутренняя истина, которая нравственно обязывает нас добровольно признать ее... Верить в Б. — значит признавать, что добро, о котором свидетельствует наша совесть, которого мы ищем в жизни, но которого не дают нам ни природа, ни разум, — что это добро все-таки есть, оно существует помимо нашей природы и разума, оно есть нечто само по себе». Его продолжателем стал С.Н. Булгаков, указавший, что «Бог есть нечто, с одной стороны, совершенно трансцендентное, иноприродное, внешнее миру и человеку, но, с другой стороны, Он открывается религиозному сознанию, его касается, внутрь его входит, становится его имманентным содержанием. Оба момента религиозного сознания даны одновременно, как полюсы, в их взаимном отталкивании и притягивании». Булгаков подчеркивает, что «Бог есть — вне меня, но и для меня, — превыше моей субъективности, однако сообщаясь ей» и, главное, указывает на то, что вне личных отношений с Б., вне личного опыта встречи с Ним в ЕСИ (имеется в виду 2-е лицо единственного числа глагола «быть» из славянского текста молитвы «Отче наш»), вне обращенной к Нему молитвы ставить вопрос о Б. невозможно. «Громовый факт молитвы — как в христианской, так и во всех религиях — должен быть, наконец, понят и оценен в философском своем значении».
Вне зависимости от Булгакова к этим же выводам приходят М. Бубер, Г. Марсель, С.Л. Франк, Ф. Варийон и др. Бубер, вернувший религиозную мысль к чисто библейским основам, выдвигает тезис, согласно которому Б. — это всегда «Ты», которое ни при каких обстоятельствах не может превратиться в «Он». Концепция Булгакова и Бубера вытекает непосредственно из Нового Завета, где Иисус предстает как носитель уникального опыта богообщения и молитвы, обращенной к Б. как Отцу. Эта концепция не случайно появляется именно в то время, когда Новый Завет становится объектом пристальнейшего изучения для филологов, богословов и философов. «Пред лицом этого ЕСИ, этого синтетического религиозного суждения, конечно, безмолвствуют так называемые «доказательства бытия Божия», — утверждает Булгаков, полагая, что они могут иметь известное значение в философии, но не в собственной области религии, где «царит радостное непосредственное ЕСИ». По Булгакову, доказательства бытия Б. самим своим появлением свидетельствуют о кризисе в религиозном сознании. «Единственным же путем реального, жизненного познания Бога остается религиозный опыт», религиозная жажда, ибо «в вере Бог нисходит к человеку, установляется лестница между небом и землей, совершается двусторонний, богочеловеческий акт. И это объективное содержание веры имеет для верующего полную достоверность, есть его религиозное знание, полученное, однако, путем откровения». Булгаков показывает, что вера предполагает в качестве своего объекта, а вместе и источника, т а й н у, а не Б., что чрезвычайно важно для современного понимания среди прочих и такой идиомы, как, напр., «всемогущество Божие», которое может быть обнаружено не глазами стороннего наблюдателя, какими пытались быть Милль или Брайтман, но только в измерении личных отношений между Я и Ты, человека и Б.

Философия: Энциклопедический словарь. — М.: Гардарики. . 2004.

БОГ
        в религ. представлениях высшее сверхъестеств. существо, верховный предмет религ. культа. Представление о Б. как о личном и сверхприродном является определяющим признаком теизма. В противоположность этому в пантеизме Б. выступает как безличная сила, присущая природе, а подчас и тождественная ей. В деизме Б. представляется первопричиной, создателем мира, но этот мир развивается далее по своим естеств. законам. В дуалистич. др.-иран. религии маздеизма образу светлого Б.— Ахурамазды — противостоит фигура тёмного и злого божества — АнхраМайнью. В религиях Др. Китая, Кореи, Японии, Индии, Др. Востока и др. политеистич. религиях фигурирует сонм богов, один из которых обычно выступает как главный, наиболее могущественный, напр. Зевс у древних греков. В индуизме и некоторых др. религиях нет такого ярко выраженного возвышения одного Б. над другими: наряду с «великими» богами здесь нередко почитаются и второстепенные, низшие боги, неотличимые от местных духов, гениев, демонов. В монотеис-тич. религиях вера в единого и всемогущего бога — гл. религ. догмат.
        Образы богов прошли длит. путь развития, отражая историч. эволюцию почитающих их народов. В ранних формах религии ещё нет веры в богов, а есть поклонение неодушевлённым предметам (см. Фетишизм), вера в духов, демонов (см. Анимизм) и т. п. С разложением первобытнообщинного строя, с развитием племенных объединений возникает образ племенного Б. Это прежде всего богвоитель, предводитель своего племени в борьбе с др. племенами и их богами, напр. Ашшур у ассирийцев, Яхве у др.-евр. племенного союза Израиль. У мн. оседлых народов при образовании горо-дов-государств эти боги превращались в богов-покровителей города: Энлиль — бог Ниппура, Мардук — Вавилона и др. у древних шумерийцев и вавилонян; бог нома Гор — Эдфу, Пта — Мемфиса, Амон — Фив и др. у египтян; Афина Паллада — богиня Афин, Гера — Микен, Асклепий — бог Эпидавраи др. у греков. С объединением неск. племён или городов вокруг наиболее сильного племени или города-государства Б. последнего становился общегосударственным Б., возвышаясь над др. племенными богами. Так, Мардук стал гос. Б. Вавилонии, в Египте место гл. Б. попеременно занимали Гор, Пта, Амон, Ра. Боги покорённых племён и городов занимали подчинённое место в политеистич. пантеоне.
        У древних евреев Яхве, первоначально племенной и местный Б., с объединением др.евр. племён и созданием Иудейского государства был переосмыслен как единый Б.-творец и вседержитель. Этот образ был воспринят и трансформирован в христианстве и исламе, при этом в христианстве единый Б. имеет три лица (ипостаси): Б.-Отец (творец всего сущего), Б .-Сын (логос, воплотившийся в Иисусе Христе) и Б.-Дух святой («животворящее» начало). Религия раннего буддизма отрицала культ богов, однако в дальнейшем сам Будда стал Б., а наряду с ним буддизм включил в себя и мн. др. богов.
        С завершением историч. процесса формирования осн. монотеистич. религий возникает религ.-филос. учение о Б. (см. Теология). Б. стал теперь не только гл. предметом веры и культа, но и понятием идеалистич. философии. Выдвигались спец. доказательства бытия Б.: космологическое (раз существует следствие — мир, космос, должно быть и движущее его начало, конечная основа всех вещей; Аристотель, затем Лейбниц, Вольф
        и др.); телеологическое (целесообразность в природе как свидетельство бытия её разумного устроителя; Сократ, Платон, стоицизм, Цицерон и др.); онтологическое (само представление о Б. как совершенном существе предполагает его существование; Августин и Ансельм Кентерберийский). С опровержением этих трёх осн. доказательств выступил Кант, утверждавший невозможность к.-л. теоретич. обоснования бытия Б., но выдвинувший новое нравств. обоснование, рассматривая Б. как необходимый постулат практич. разума.
        В совр. бурж. философии обращение к идее Б. проис-ходит либо на почве послекантовского иррационализма, либо на основе реставрации архаич. филос. систем прошлого — др.инд. или ср.век. метафизики (неото-мизм, теософия и др.), причём обе тенденции нередко перекрещиваются.
        Представления о богах в их различной форме неоднократно подвергались критике атеистами и просветителями древности и нового времени, в особенности — франц. материалистами 18 в. и Фейербахом (см. Атеизм). Марксизм, показав социальную обусловленность образования ложных форм сознания, связывает будущее исчезновение различных иррациональных представлений, в том числе представлений о Б., с устранением социальных антагонизмов и построением бесклассового коммунистич. общества.
        Маркс К., К критике гегелевской философии права. Ведение, Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 1; Ленин В. И., Социализм и религия, ПСС, т. 12; Токарев С. А., Религия в истории народов мира, M., 19763; Schmidt W., Der Ursprung der Gottesidee, Bd l—12, Munster, 1912—55; J а с o b i H., Die Entwicklung der Gottesidee bei den Indern und deren Beweise fur das Dasein Gottes, Bonn — Lpz., 1923; Soderblorn N., Das Werden des Gottesglaubens, Lpz., 1926Z; Bertholet A., Gotterspaltung und Gottervereinigung, Tub., 1933; D u m 6 г i l G., Les dieux des indo-euro-piens, P., 1952; Glasenapp H. v., Buddhismus und Gottesidee, Mainz, 1954; Schulz W., Der Gott der neuzeitlichen Metaphysik, B., 1957; Die Religion in Geschichte und Gegenwart, Bd 2, Tub., 19583, S. 17011809;
        см. также лит. к ст. Атеизм.
        С. А. Токарев.

Философский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия. . 1983.

БОГ
(лат. deus, греч. theos)
высший предмет религиозной веры, рассматриваемый всегда более или менее как личность, считается сущностью, наделенной «сверхъестественными», т.е. необыкновенными, свойствами и силами; в самом широком смысле – сущность, наделенная всеми совершенствами. В понятие совершенства верят и преклоняются перед ним как сущим. Особенно хорошо можно проследить развитие представления о Боге в инд. мифологии: инд. «боги» сначала были выдающимися, сильными, победоносными, сведущими и изобретательными людьми, которые знали и могли намного больше, чем все другие, и поэтому приносили людям нужные им блага, о которых их просили. Позднее их возвели в ранг богов, тем самым боги стали «могущественными», «знающими», «добрыми» и «жертвователями всех благ». Они были «творцами», т.е. изобретателями, техниками древности, героями и «королями», родоначальниками и вождями племен («праотец», «предок» – у первобытных народов это часто характеристика божества). В свете представления о Боге с самого начала выступали также могущественные природные силы и вещи: ясное дневное небо, Солнце, Луна и т. д.; перед ними преклонялись еще наивно, как перед самим явлением, позднее преклонялись (или боялись их) перед невидимыми, непонятными силами, стоящими за явлениями или действующими в самих естественных явлениях и управляющими ими (см. Анимизм, Первобытные формы религии), как перед духовными сущностями. Поэтому эти сущности стали одновременно идеальными и желаемыми, они суть то, чем и каким человек не является, но хотел бы быть. Они вносят ясность и устойчивость в запутанное и неустойчивое существование. Кто повинуется им, следует их заповедям, ублажает их жертвоприношениями, к тому они милостивы, одаряют его сначала материальными, а затем и духовными благами и дают ему долю своей проницательности, своего могущества и, наконец, даже бессмертия в «потустороннем» мире. Они придают жизни высший смысл и являются представителями всеобщего принципа, дающего возможность понять мир со всем его злом и со всеми страданиями, благодаря которым находят объяснение также загадки собственной души («борьба между зверем и ангелом» – А. Жид); см. также Искупление. Самая первоначальная форма религии – это, пожалуй, монотеизм как «первобытный монотеизм», т.е. почитание родоначальника, праотца внутри рода. Появление др. героев, предков, вождей, изобретателей и т. п. вместе с почитанием различных явлений природы приводит к политеизму, почитанию многих богов; если при наличии множества богов почитается лишь один Бог, говорят о генотеизме. Более поздний универсальный монотеизм происходит отчасти от «первобытного монотеизма», отчасти от смешения политеистических богов в некое предметное единство, которое часто связано с политической централизацией власти. Но первоначально единственный Бог путем обожествления его атрибутов снова может превратиться во множество богов. Представления народной религии соответственно своему происхождению остаются по большей части антропоморфическими: Бог – это человекоподобная личность (см. Теизм) – или тероморфическими: боги выступают в виде животных. Научное познание и философское мышление приводят к деизму, или к пантеизму, или к панентеизму, или к атеизму. Все представления о Боге, выражающиеся в этих понятиях, так или иначе противоречат христ. церковным догмам о Боге. В этом смысле специфическое понятие Бога ограничивается, собственно говоря, философским мышлением. Современная метафизика называет божественное (Бога или богов) первичной данностью человеческого создания; божественное является священным (см. Священное) и абсолютно сущим, в то время как человек относится к сфере относительно и случайно сущего (которое, однако, согласно Шелеру, «выполняет функцию извещения об абсолютном бытии сущего»). Божественное равнозначно царству ценностей, в особенности этических. Благодаря прогрессивному осуществлению человеком ценностей (см. Этика)' происходит становление божественного, божества, Бога. Бог, по словам Рильке, является «грядущим, которое предстает перед вечностью, будущим, окончательным плодом дерева, листья которого – мы». Становящийся Бог вырастает в сердце человека, человек превращается в человека в подлинном смысле слова по мере того, как ему удается осуществлять этические ценности, т.е. по мере того, как в нем вырастает Бог, и человек становится богоподобным. Следовательно, человек – не подражатель «мира идей» или «провидения», который существует сам по себе или еще до сотворения существует в Боге в готовом виде, а один из ваятелей, созидателей и исполнителей идеального результата становления, оформляющихся вместе с самим человеком в мировом процессе. Человек – это единственный пункт, в котором и посредством которого не только первосущее само себя постигает и познает, но он есть также сущее, в свободном решении которого Бог может осуществлять и освящать свою чистую сущность. Назначение человека – быть больше, чем только «рабом» и покорным слугой, больше даже, чем только «сыном» в себе завершенного и совершенного Бога. В своем человеческом бытии, смысл которого принимать решение, человек обладает высшим достоинством соратника Бога, соучастника в его делах, который должен нести впереди божественное знамя, знамя «Deitas'a», осуществляющегося только вместе с мировым процессом, и во время мировой грозы взять на себя ответственность за все.

Философский энциклопедический словарь. 2010.

БОГ
фантастич. образ, лежащий в основе религиозных верований и выражающий представление о сверхъестеств. существе, к-рому якобы свойственно особое могущество. Б. непознаваем, является предметом слепого почитания и веры. В иудаизме и исламе вера в единого и всемогущего Б. (монотеизм) – гл. религ. догмат. В христианстве образ Б. также занимает центр. место, но это образ сложный, триединый (бог-отец, бог-сын и бог-дух святой – "Святая Троица"). В дуалистич. древнеиранской религии маздеизма образу светлого Б. – Ахурамазды – противостоит фигура темного и злого божества – Анхра-Майнью. В религиях Древнего Китая, Кореи, Японии, Индии, Др. Востока и в ряде политеистических религий (см. Политеизм) фигурирует сонм богов, из которых один обычно выступает как главный, наиболее могущественный, напр. Мардук у древних вавилонян, Зевс у греков, Перун у древних славян, и др. В индуистской и нек-рых др. религиях такого ярко выраженного возвышения одного Б. над другими нет. Наряду с великими богами в этих религиях нередко почитаются и второстепенные, низшие боги, неотличимые от местных духов, гениев, демонов.
Происхождение веры в богов объяснялось по-разному. Представители мифологич. школы (Я. Гримм, М. Мюллер и др.) считали богов олицетворениями преим. небесных явлений (Солнца, Луны, грома и др.). Сторонники анимистич. теории (Тайлор, Г. Спенсер и др.) полагали, что из первобытной веры в душу человека развился культ умерших, культ предков, а предки впоследствии превратились в богов. Нем. ученый Г. Узенер в работе "Имена богов" (Н. Usener, Götternamen, 1896) утверждал, что образы богов были вначале непосредств. олицетворениями единичных действий ("мгновенные боги"), потом огранич. явлений ("особые боги"), а когда стали забываться нарицат. значения имен богов, они превратились в их чисто личные имена, и тогда начали возникать образы великих богов. С т. зр. идеалистич. социологии Дюркгейма, Б. есть олицетворение самого человеч. общества, господствующего над индивидом.
В большинстве случаев образы богов прошли длит. путь развития, отражая историч. развитие почитающих их народов. На ранних ступенях развития религии еще нет веры в богов, а есть поклонение неодушевленным предметам (см. Фетишизм), вера в духов, демонов (см. Анимизм) и пр. фантастич. образы, порожденные условиями жизни людей первобытнообщинного строя (см. Религия). Нек-рые черты этих мифологич. персонажей в дальнейшем историч. развитии вплетаются в образы богов или одного Б. С разложением первобытнообщинного строя, вместе с развитием племенных и межплеменных объединений, возникает образ племенного Б. Это прежде всего Б.-воитель, небесный предводитель своего племени в его борьбе с др. племенами и с их богами, напр. Ашшур у ассирийцев, Ягве у др.-евр. племени Левия. У мн. оседлых народов древности эти племенные боги при образовании городов-государств превращались в городских богов-покровителей: у древних шумерийцев и вавилонян (боги Ниппура – Энлиль, Вавилона – Мардук, и др.), у египтян (боги "номов": Эдфу – Гор, Мемфиса – Пта, Фив – Амон, и др.), у греков (Афин – Афина Паллада, Эпидавра – Асклепий, и др.).
Когда наиболее сильное племя или город-государство объединяло вокруг себя др. племена или города, племенной или городской Б.-покровитель становился общегосударств. или нац. Б., возвышаясь над др. племенными богами. Так, Мардук сделался государств. Б. Вавилонии, в Египте место гл. Б. попеременно занимали Гор, Пта, Амон, Ра. Боги покоренных племен и городов превращались во второстепенные божества пантеона, за к-рыми закреплялись функции покровительства отд. занятиям, явлениям природы и т.д.
У древних евреев Ягве, первоначально племенной и местный Б., в период возникновения классового общества, объединения др.-евр. племен и создания гос-ва превратился в общееврейского Б., а позже – в единого Б.-творца и вседержителя. Образ христ. Б. сложился в 1-е вв. н.э. в ходе ожесточ. идеологич. борьбы в Римской империи. Основу этого образа составил еврейский Ягве ("бог-отец"), но в него влился и образ страдающего Б.-спасителя из вост. религий ("бог-сын", Иисус Христос) и отвлеч. Мировой Разум гностиков ("бог-дух святой"). У арабов межплеменная и классовая борьба в 6–7 вв. привела к победе монотеистич. религии Аллаха, образ к-рого сложился под влиянием еврейского Ягве и слился с местным богом г. Мекки. Религия раннего буддизма отрицала культ богов; в дальнейшем, однако, сам основатель этой религии Будда превратился в Б., а наряду с ним буддизм включил в себя и культ мн. др. Б.
С. Токарев. Москва.
С завершением историч. процесса формирования осн. монотеистич. религий (иудаизм, христианство, буддизм, ислам) возникает религ.-филос. учение о Б. (см. Теология), теоретич. основой к-рого стала идеалистич. философия, выдвинувшая спец. доказательства бытия Б. Бог стал не только осн. предметом веры и культа, но сделался понятием идеалистич. философии. Уже в идеалистической философии Древней Греции были выдвинуты доказательства бытия Б., с опровержением к-рых выступал древний материализм.
Космологич. доказательство (раз существует следствие – мир, космос – должна быть и его движущая причина, а также конечное начало всех вещей) встречается отчасти уже у Платона. Это доказательство развивал Аристотель, к-рый отводил Б. роль перводвигателя. Космологич. доказательство является осн. аргументом бытия Б., содержащимся в Библии. В дальнейшем оно развивалось Лейбницем, Вольфом и др. Против космологич. доказательства выступали древние материалисты – Демокрит, Эпикур, с его опровержением выступал Спиноза, указывавший, что природа есть причина самой себя ("Этика", см. Избр. произв., т. 1, M., 1957, с. 361–401). Космологич. доказательство исходит из неверного положения о конечности материи и о существовании нематериальной причины возникновения Вселенной.
Телеологич. доказательство (указывает на целесообразность в природе как свидетельство бытия ее разумного устроителя) выдвигалось Сократом, Платоном, затем стоиками, Цицероном. Против этого аргумента выступали Демокрит, Эпикур, Лукреций, Эмпедокл, а в дальнейшем Бэкон, Спиноза и др. Уже в Др. Греции был выдвинут вопрос: если в мире все целесообразно, то откуда в нем зло? Предпринятая Лейбницем в "Теодицее" попытка оправдания Б. (зло нужно, чтобы человек лучше понимал Б.) была высмеяна Вольтером в "Кандиде": целесообразность не может быть в том, что люди живут несчастливо. Телеологич. доказательство бытия Б. опровергнуто всем ходом развития науки, в особенности естествознания, объясняющего целесообразность результатом действия сил законов самой природы (см. Дарвинизм).
Онтологич. доказательство (представление о Б. как существе совершенном предполагает наличие в нем такого признака, как существование) сложилось в эпоху поздней Римской империи. Оно было выдвинуто Августином "Блаженным", а затем развито Ансельмом Кентерберийским. Онтологич. доказательство развивали Декарт и Лейбниц. С критикой этого доказательства выступал уже современник Ансельма – Гонилон, утверждавший, что представление о высшем существе не есть оно само. С критикой этого доказательства выступили Локк, Вольтер, к-рые считали, что в него вводится содержание, к-рое само нуждается в доказательстве. Материалистич. философия полностью опровергла основы онтологич. доказательства, выводящего реальность Б. из понятия о нем. Кроме трех основных, идеалистич. философия и теология выдвигали и др. доказательства бытия Б. (гносеологич., психологич., моральное и др.). С опровержением трех осн. доказательств бытия Б. выступал Кант, к-рый доказывал невозможность всякого теоретич. обоснования бытия Б. ("Критика чистого разума", П., 1915, с. 340–67). Однако Кант выдвинул новое нравств. доказательство, рассматривая Б. как постулат практич. разума. Он перенес доказательство бытия Б. в область морали, сделал существование Б. нормой нравств. поведения.
Глубокую всестороннюю критику идеи Б. дали основоположники марксизма, показавшие классовые и гносеологич. корни представлений о Б. По словам Маркса, доказательства бытия бога есть "нечто иное, как пустые т а в т о л о г и и", не выдерживающие критики истории и разума. "Чем какая-нибудь определённая страна является для иноземных богов, – писал Маркс, – тем страна разума является для бога вообще – областью, где его существование прекращается" (Маркс К. и Энгельс Ф., Из ранних произведений, 1956, с. 97–98).
В. И. Ленин боролся со всякого рода попытками возрождения идеи Б. (см. Богостроительство, Богоискательство). "Бог, – писал он, – есть (исторически и житейски) прежде всего комплекс идей, порожденных тупой придавленностью человека и внешней природой и классовым гнетом, – идей, з а к р е п л я ю щ и х эту придавленность, у с ы п л я ю щ и х классовую борьбу" (Соч., 4 изд., т. 35, с. 93).
В 20 в. с развитием естествознания бурж. идеалистич. философия и богословие, стремясь сочетать науку и религию, знание с признанием Б., либо эклектически соединяют традиц. доказательства Б., либо считают Б. предметом интуиции, мистич. постижения. В 1951 римский папа выступил в Ватикане со спец. речью "Доказательства существования бога в свете современной науки" (см. "La nouvelle critique", 1952, No 34). Осн. упор аргументации совр. теологов и религ. философов лежит в морально-психологич. сфере. Так, в философии ценностей М. Шелера содержится попытка "нового" морального обоснования бытия бога. Согласно Шелеру, Б. – это постулат сознания, высшая из всех непреходящих, изначально данных человеку ценностей. Б. является коррелятом мира, присутствует в каждом религ. акте, а потому существует (см. "Absolutsphäre und Realsetzung der Gottesidee", в кн.: "Gesammelte Werke", Bd 10, Bern, 1957, S. 179–253). По сути дела, Шелер повторяет традиц. онтологич. доказательство бытия Б., лишь придавая ему моральный оттенок. Мистич., иррационалистское направление в совр. философии ясно выразил глава нем. экзистенционализма Ясперс, согласно к-рому существование Б. не нуждается в доказательстве, доказанный Б. – это не Б., ибо верить нужно слепо (см. К. Jaspers, Der philosophische Glaube, Zürich, 1948, S. 31–44).
В 1955 в США был издан спец. сборник "Новые опыты в философии теологии", в к-ром все доказательства существования Б. построены на мистич. извращении совр. естествознания (см. "New essays in philosophical theology", Ν. Υ., [1955]). Попытки бурж. философов связать доказательства бытия Б. с понятиями совр. естествознания опровергаются всем развитием науки и обществ. практики.
Развитие науки о Вселенной и происхождении Земли (см. Астрономия), органич. жизни (см. Биология), человека (см. Антропология), его психики, сознания (см. Психология, Философия) лишает почвы и делает бессодержательными фантастич. идеи о боге и его образе. По выражению Скворцова-Степанова, в наше время "боги все больше отдаляются, улетучиваются, закутываются туманами", "изгоняются из природы и человеческой жизни" (Скворцов-Степанов И. И., Мысли о религии, 1936, с. 318).
Б. Раббот. Москва.
Лит.: Маркс К., К критике гегелевской философии права. Введение, Соч., 2 изд., т. 1, М., 1955, с. 414–29; Ленин В. И., Социализм и религия, Соч., 4 изд., т. 10, с. 65–69; Плеханов Г. В., О религии и церкви, М., 1957; Кудрявцев-Платонов В. Д., Об источнике идеи Божества, Соч., т. 2, вып. 1, 2 изд., Сергиев-Посад, 1898; Кунов Г., Возникновение религии и веры в бога, пер. [с нем.], 4 изд., М.–Л., 1925; Лафарг П., Религия и капитал, М., 1937; Фейербах Л., Сущность религии, Соч., т. 2, М.–Л., 1926; Ярославский Ем., Как родятся, живут и умирают боги и богини, в его кн.: О религии, М., 1957; Frobenius L., Das Zeitalter des Sonnengottes, Bd 1,B., 1904; Mannhardt W., Die Götterwelt der deutschen und nordischen Völker, Tl 1, В., 1860; Siecke Ε., Götterattribute und sogenannte Symbole, Jena, 1909; Fortlage C., Darstellung und Kritik der Beweise fürs Daseyn Gottes, Hdlb., 1840; Schmidt W., Der Ursprung der Gottesidee, Bd 1–12–, Münster, 1912–55.

Философская Энциклопедия. В 5-х т. — М.: Советская энциклопедия. . 1960—1970.

БОГ
    БОГ—в религиях мира и философских системах Высшее Существо, создающее и устрояющее мир, дающее вещам, существам и лицам их бытие, меру, назначение и закон. В религиозных учениях, объединенных принципом теизма, утверждается личное бытие этого Существа, его личное отношение (любовь) к сотворенным существам, его диалогическое самораскрытие в актах Откровения; таким образом, учение о Боге имплицирует тезис о том, что бытие в своем абсолютном пределе и на вершине ценностной вертикали — личностно.
    Идея Бога постепенно кристаллизировалась в различных религиозных традициях человечества. Исходная теория развития—представления первобытных народов о силах, действие которых по-разному локализуется на панораме мирового целого. Эта локализация может быть связана с определенными местами (особенно т. н. святыми местами) в топографическом/географическом смысле (характерен, напр., обиход западносемитских племен, почитавших локальных “ваалов”, т. с. “хозяев” каждого места). Стихии природы, народы и племена, наконец, отдельные человеческие жилища получали таких “хозяев”, которые могли быть дружественны или враждебны. Наряду с этим в весьма архаических культурах обнаруживается представление о более высоких существах (или существе) космического масштаба, с которыми связывается начало мира; довольно часто это представление остается вне разработки в культе и мифе и является более или менее тайным. Понятно, что, когда европейские исследователи (или миссионеры с исследовательскими 'интересами) столкнулись с такими явлениями, они восприняли их как свидетельство об изначальном для человечества “прамонотеизме” (В. Шмидт, Э. Лэнг и др.); столь же понятно, что эта интерпретация подверглась энергичной критике как попытка проецировать на архаику позднейший опыт монотеизма. Дискуссионная ситуация вынуждает к осторожности в выводах (еще и потому, чтоэтнографический материал, касающийся самых примитивных народов, нельзя отождествить с реконструируемой прадревностью человечества). Однако в исторически известных нам политеистических культурах тенденция к монотеизму является константой и обнаруживается различными способами: 1) отождествление различных божеств между собой; 2) выделение среди божеств главного; 3) выделение среда них наиболее “своего” для рода, племенной группы, государства, и связывание именно с ним определенных обязательств верности (для характеристики этого феномена иногда употребляется термин “генотеизм”). Наряду с этим созревают более доктринарно последовательные проявления монотеизма: напр., египетский фараон Эхнатон (1365—46 до н. э.) ввел на время своего правления почитание Атона как божества всего сущего, не имеющего себе подобных. Предфилософская и раннефилософская мысль греков разрабатывает идею Единого как преодоление и одновременно оправдание мифа и культа; ср. у Гераклита “Единое, единственно мудрое, не дозволяет и все же дозволяет называть его Зевсом” (фрагмент В 32 D). У Эсхила мы читаем: “Зевс, кто бы он ни был, если ему угодно, чтобы его именовали так, я обращаюсь к нему так” (Agam. 160—162). Подобного рода ориентация мысли на Единое—общий мотив всей философской мистики Греции, Индии, Китая; ориентация эта может быть отнесена к существеннейшим чертам культурных типов, сложившихся под знаком того, что К. Ясперс назвал “осевым временем”; но она остается совместимой с политеистической религиозной практикой, не предъявляя человеку прямых практических требований.
    Напротив, для Библии идея безусловной верности единому Богу впервые становится последовательно провозглашаемым догматом, который должен определить все мышление, чувство и действование человека. “Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, есть единый Господь. И возлюби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею силою твоею” (Второзак. 6, 4). Речь идет не столько о теоретическом тезисе, сколько о переориентации всего человеческого поведения, мотивируемой “ревностью” как модусом отношений между Богом и человеком (там же, 6, 14—15) и требующей видеть только в Боге исток всех судеб и надежд человека (ср. послебиблейские иудейские легенды, всемерно акцентирующие в событиях священной истории, напр., в зачатии Исаака или переходе евреев через Красное море, момент их несоответствия всему—включая, напр., астрологическую заданность бытия,—кроме воли Бога, на которую человек должен ответить актом веры, так что море расступается перед тем, кто, уверовав, ступил в воду). Этот императив не только генетически, но и содержательно предшествует монотеизму как таковому; ряд ветхозаветных текстов как будто предполагает существование каких-то низших и неправедных, но реальных “богов” (Исх. 15,11; 18,11; Пс. 94, 3; 96, 7 и 9 и др.; лишь позднее эти существа идентифицируются либо как демоны, бессильно враждующие с Богом, либо как ангелы, “силы”, звездные “воинства”. Ему служащие, откуда обозначение Бога “Господь Сил” = “Саваоф”). Им не следует поклоняться не потому, что их нет или что они не могут быть прагматически полезны, но во имя верности Богу, уподобляемой брачной верности (община народа Божьего как верная или неверная супруга Бога—образ, особенно характерный для пророческой литературы). Для всего вообще ветхозаветного подхода к высказыванию о Боге характерно, что там, где мы ожидали бы дискурса о “природе” Бога (ср. заглавие трактата Цицерона “О природе богов”!), о его свойствах и атрибутах (тема позднейшей теологии), о метафизике его единства (тема греческой философии), об исходящей от него законосообразности всего сущего (греч. логос, кит. дао и т. п.), мы встречаем слова об отношении между Богом и человеком/народом, как оно проявляется в некотором событии. “Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли египетской, из дома рабства” (Второзак. 5, 6). Здесь можно почувствовать, с одной стороны, насколько этот тип высказывания естественно вытекает из “генотеистического” опыта обязательства по отношению к племенному божеству; с другой стороны, этот перевес конкретного и акцент на межличностном отношении вносит в сравнении с умозрением о логосе, дао и Едином особый содержательный момент, который в терминах 20 в. можно назвать экзистенциальным, персоналистическим и диалогическим. Собственно, настоящая тема Библии — это не Бог как таковой, не Бог космоса, в особенности не история Бога (и не истории про Бога!), но нечто иное: “мой Бог”, “Бог Авраама, Исаака и Иакова”, т. е. Бог, заключающий с человеком и народом “завет” (bent, собственно “союз”), существенно присутствующий в мире людей (ср. мессианское имя-формулу Им-ману-эль, в традиционно русской передаче “Еммануил”, т. е. “С-нами-Бог”, Ис. 7, 14).
    Важно понять различие между этой темой и тривиальнообщечеловеческим представлением о божественных покровителях государств и народов: греческие мифы о Троянской войне предполагают, чтоодни боги защищают дело троянцев, другие—дело ахеян, но не остается места для возможности человеку защищать дело Бога, “придти на помощь Господу”, как говорится в ветхозаветной Песни Деворы (Кн. Судей 5, 23). Очень специфична для библейской концепции сама возможность осуждать начало монархии в Израиле на том основании, что единственным царем своего народа может быть только Бог (I Кн. Царств 8, 7—мотив, возвращающийся в идеологии христианской Реформации у кальвинистов). Так возникает центральное для Библии обоих Заветов и особенно акцентируемое в Евангелиях понятие “Царство Божие” как конкретное и полное восстановление суверенной власти Бога в мире людей, нарушенной узурпаторским насилием зла. В этой связи возникает остро дискуссионный вопрос о связи между динамикой библейских представлений об отношении Бога к истории и ее секуляризацией в новоевропейском утопизме (ср. весьма спорный, нашумевший труд: Блох Э. Принцип надежды, в 3 т., 1954—59, а также менее идеологизированное обсуждение той же темы у К. Левита: Löwith К. Meaning in History, 1949, немецкая версия под заглавием “Weltgeschichte und Heilsgeschehen”).
    Ислам заимствует библейский образ Бога, фактически не имея добавить к нему ничего принципиально нового, но ослабляя потенциал заложенного в нем историзма и резче подчеркивая дистанцию между Богом и человеком (в частности, несводимость действий Бога к человеческим моральным представлениям). Христианство исходит из библейского образа, осложняя его тремя взаимосвязанными новыми компонентами, два из которых относятся в узком смысле к вере, один — к религиозной культуре, мыслительному оформлению веры. Во-первых, это учение о том, что единство Единого Богатроично (тринитарное богословие). Во-вторых, это учение о воплощении и “вочеловечении”, о Богочеловечестве Иисуса Христа, в котором парадоксально соединились несоединимые “природы” Бога и человека. В-третьих, это последовательное продумывание и переосмысление библейского образа Бога в терминах и -концептах греческой философской мысли, впервые создающее в собственном смысле слова “догматику”. Вообще говоря, такая работа не осталась полностью чуждой ни иудаизму, ни исламу; достаточно отметить еврейского платоника Филона Александрийского (1 в. до н. э.— 1 в. н. э.) и мощную рецепцию аристотелизма в исламской философии 9—12 вв.; однако в истории этих религий встреча представлений о Боге с греческим философским “дискурсом” характеризовала каждый раз ситуацию, в принципе преходящую, не оставляя устойчивых последствий. Напротив, христианство предпринимает уникальную работу по систематическому догматизированию учения о Боге в философских терминах, не только проводившуюся из века в век богословами (см. Богословие), но и закреплявшуюся высшими инстанциями церкви, прежде всего Вселенскими соборами. Предметом рефлексии становится “сущность” Бога (греч. ουτία, лат. substantia); уже в Никейско-Константинопольском “Символе веры”, принятом на первых двух Вселенских соборах 325 и 381, употреблен термин из обихода философских школ “единосущный”, что вызвало нарекания оппонентов ортодоксии. Ключевыми концептами для описания троичности Бога выступают “сущность” и “лицо”, для описания Богочеловека — “лицо” и “природа”. Напр., в латинском тексте 4—5 вв., называемом по первому слову “Quicunque”, мы встречаем такую догматическую рефлексию: “...Почтим единого Бога в Троице, и Троицу в единстве, не смешивая Лиц и не разделяя Сущности. [...] Каков Отец, таков Сын, таков и Дух Святой; [...] бесконечен Отец, бесконечен Сын, бесконечен и Дух Святой; вечен Отец, вечен Сын, вечен и Дух Святой ...]”. Подобного рода тип формально организованного рассуждения о Боге доходит до предела в католической схоластике; православная мистика интенсивно подчеркивает непостижимость Бога, но даже для специфически мистических тем пользуется терминологическим инструментарием греческой философии, как можно видеть на примере догматизированных православием тезисов Григория Поломы о “сущности” и “энергиях” Бога. Для всего отношения к Богу христианской мысли характерно соотношение двух измерений: библейского опыта, менее всего теоретизирующего, передающегося на языке скорее экспрессивном, чем концептуальном, и теоретических концептов. Соотношение это не раз оказывалось конфликтным; протестующая формула Паскаля; “Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, а не философов и ученых”,—суммирует то, что до него говорили, напр., Петр Домашни и Лютер, а после него критики религиозного умозрения вплоть до Л. Шестова и ряда протестантских богословов нашего века, не говоря уже о иудаистской полемике против христианского вероучения. Но синтез Библии и греческой философии в христианском мышлении о Боге коренится глубже, чем предполагают все эти протесты.
    Лит.: Попов И. В. Идея обожения в древневосточной Церкви. М., 1907; Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. М., 1914 (переиздание: М., 1990); AbelsonJ. The Immanence of God in Rabbinical Literature. L, 1912; Schmidt W. Der Ursprung der Gottesidee, Bd. l—12. Münster, 1926—55; Prestige G. L. God in Patristic Thought. L, 1952; Schafer A. (Hg.). Der Gottesgedanke im Abendland. Stuttg., 1964; Wer R. Das Thema vom verborgenen Goll von Nikolaus von Kues zu Martin Luther. Münster, 1967; Gegarten f Die Frage nach Gott. Tub., 1968; HuonderQ. Die Gottesbeweise. Stuttg., 1968; Ogiemann H. Sein zu Gott. Münch., 1974; Junget E. Gott als Geheimnis der Welt, 2. Aufl. Tub., 1977; Bouman J. Gott und Mensch im Koran. Dannstadt, 1977; Biser E. Der schwere Weg der Gottesfrage. Düsseldorf, 1982; Homung E. Der Eine und die Vielen, 3. Ausg. Darmstadt, 1983; Mackie J. L. Das Wunder des Theismus. Stuttg., 1985; Jeremias J. Das Königtum Gottes in den Psalmen. Gott., 1987.
    С. С. Аверинцев
    ДОКАЗАТЕЛЬСТВА БЫТИЯ БОГА — характерные для европейской христианской традиции попытки сделать очевидным для разума существование Бога. Имеются три основных формы аргументации.
    1. Космологическое доказательство по существу восходит к Платону (“Законы”, X, 893Ь ел.) и Аристотелю (“Метафизика”, XII, 6—7). Здесь осуществляется мыслительный переход от бытия случайного (обусловленного внешней необходимостью), не несущего самого себя, к бытию необходимому и самодостаточному, т. е. доказательство ех contingentia mundi—οτ ρлучайности мира: а) каждая вещь — и мир в целом — имеет причину своего существования: б) причина существования вещи—и мира в целом— есть некоторая отличная от нее—и от мира в целом—реальность (отрицается рефлексивный характер причинноследственного отношения: конечное бытие и — пусть даже “бесконечный” — мир конечных вещей в целом не может быть причиной самого себя); в) цепь причин не может быть (потенциально) (согласно Фоме Аквинскому, если бы не было первой причины, то не было бы и причины второй, а значит, и третьей и т. д.,—т. е. вообще не было бы причин); г) следовательно, существует реальность (первопричина), которая является причиной существования других вещей, тогда как ее собственное существование не есть следствие (действие) чего-либо иного. Сходным образом доказывается бытие Бога, понимаемого как “перводвигатель” и как “абсолютно-необходимая сущность”.
    Обычные возражения против космологического доказательства: .1) в отношении (а): мы не можем знать, все ли в мире имеет причину; еще менее можем мы знать, имеет ли причину мир в целом. В отношении (б): мы не обязаны принимать допущение, чтопричина мира не может заключаться в самом же мире. Для Канта необходимость данного рассуждения есть необходимость нашего мышления, а не необходимость бытия. 2) Понятие “перводвигателя”, первопричины и абсолютно-необходимого существа не является достаточным для формулировки понятия Бога.
    По Гегелю, смысл космологического аргумента заключается в следующем: “Бытие случайного—это не его собственное бытие, но только бытие чего-то иного, а именно, в определенном виде, его иного, т. е. абсолютно-необходимого” (“Философия религии”, т. 2. M., 1977, с. 439). Признавая корректность такого перехода, Гегель, однако, также считает, что понятие абсолютно-необходимого существа еще не выражает субъективности абсолюта, а потому и не дотягивает до понятия Бога.
    2. Телеологическое (физико-теологичекое) доказательство, восходящее к Сократу, имеет более конкретное содержание: здесь доказывается бытие целесообразно действующего разумного и свободного существа: мир целесообразно упорядочен, чтосвидетельствует о существовании некоторого разума, в силу которого эта упорядоченность существует. Этот разум мы называем “Богом”. Основные возражения: 1) мы не имеем возможности судить о том, устроен ли мир как целое целесообразно; 2) это доказательство доходит лишь до понятия демиурга, ваятеля материи, но не до понятия творца (Кант).
    3. Онтологическое доказательство в общем виде заключается в том, что из мысли о нечто выводится необходимость его существования. Парменид, исходя из принципа тождества бытия и мышления, из необходимого характера мысли о бытии делал вывод о том, что бытие существует.
    В философской теологии этот ход мысли используется для доказательства бытия Бога (Филон Александрийский, Боэций, Августин). В наиболее распространенной формулировке Ансельма Кентерберийского он выглядит так: “Несомненно, что то, больше чего нельзя помыслить, не может существовать только в интеллекте. Ибо если оно существует только в одном интеллекте, то мыслимо, что оно существует реально, что больше, чем только в одном интеллекте. Если, следовательно, то, больше чего не мыслимо, существует лишь в интеллекте, тогда то, больше чего не мыслимо, есть то, больше чего мыслимо, а это, несомненно, невозможно” (МР L 145В — 146В). Или: а) Бог есть то, больше чего нельзя помыслить; б) такая реальность мыслима (существует в мышлении); в) если бы такая реальность существовала только в мышлении, но не в действительности, то можно было бы помыслить нечто большее, чем она; следовательно, ее в силу а) нельзя было бы назвать Богом; г) следовательно, Бог существует не только в мышлении, но и в действительности.
    Декарт, исходя из безусловной достоверности бытия индивидуального, делает вывод о необходимом существовании Бога как абсолютного бытия. Лейбниц выдвигает версию онтологического доказательства, в которой понятие максимального совершенства заменяется понятием необходимого бытия (“Монадология”, § 45): а) Бог мыслится как некоторая необходимо существующая реальность; б) возможно, что такая реальность есть; в) следовательно, Бог существует.
    Основные возражения: l) ad absurdum (современник Ансельма монах Гаунило)—точно так же можно было бы доказать бытие абсолютно совершенного острова. Во всех отношениях совершенный остров (красивый, плодородный, с прекрасным климатом и т. д.) мыслим, т. е. существует в интеллекте. Если бы он не существовал на самом деле, то он не был бы абсолютно совершенным. Следовательно, он существует. Кант утверждает, что бытие не есть “реальный предикат”, который содержательно добавляет что-либо к понятию мыслимого предмета (“Критика частого разума”, II, 3,4). 2) Неопределенность понятия “абсолютное совершенство” и недостаточность понятия “необходимо существующая реальность”.
    Гегель излагает онтологическое доказательство так: “Есть представление о Боге, что он абсолютно совершенен. Если мы фиксируем Бога лишь как представление, то это не нечто наисовершеннейшее, а, напротив, нечто недостаточное, [то,] что только субъективно, только представляемо; ибо то, что не только представляется, но и есть, есть реально, а потому и более совершенно. Следовательно, Бог, поскольку он есть наисовершеннейшее, не только представление, но ему подобает и действительность, реальность. Позднейшее... развертывание Ансельмовой мысли гласит: понятие Бога таково, чтоон—совокупность всех реальностей, иаиреальнейшее существо. Но бытие тоже реальность, следовательно, Богу подобает бытие” (“Философия религии”, т. 2, с. 486). При этом Гегель пытается произвести спекулятивно-теологическую реставрацию онтологического аргумента на пути конкретизации лежащего в его основе понятия Бога до понятия абсолютного духа. Подлинное содержание онтологического аргумента состоит для Гегеля в демонстрации того, что истина конечного духа есть абсолютный дух (там же, с. 484). Только у Бога как абсолютного духа, по Гегелю, имеет место абсолютная нераздельность понятия и бытия, тогда как для конечных вещей и в самом деле характерно несовпадение их понятия и их бытия. Содержание онтологического аргумента должно быть представлено как результат восхождения конечного духа к абсолютному духу. По замыслу Гегеля, этот результат уже не носит односторонне теоретического характера, а является метафизическим прорывом, излиянием абсолютного духа как в себе и для себя сущего сверхсознания в преображенное и просветленное в ходе спекулятивной возгонки самосознание человека. Это уже не просто усмотрение конечным духом того, что абсолютный дух существует, но и действительное присутствие абсолютного духа в снимающем свою конечность мышлении человека. Шеллинг переносит центр тяжести критики на демонстрацию того, что доказываемое с помощью онтологического аргумента абсолютно-необходимое бытие может относиться лишь, напр., к субстанции Спинозы, которая не может не существовать и поэтому вынуждена существовать в силу внутренней необходимости, представляя собой поэтому некоторую слепую и несвободную реальность. Бог же, по Шеллингу,--это тот, кто может быть, что означает вместе с тем, что он может и не быть, может удерживать себя по ту сторону своего бытия. Именно поэтому он—господин собственного бытия. Это бытие проистекает из его свободы, оно не является для него необходимостью, а потому и не может быть выведено с необходимостью из понятия Бога.
    Существует также доказательство, ссылающееся на универсальный характер религиозной веры, которая в том или ином виде наблюдается у всех народов (ex consensu gentium, высказывалось уже стоиками). Наконец, Кант выдвинул т. н. моральный аргумент в качестве постулата практического разума, вытекающего у него—наряду с постулатом бессмертия души — из факта несовпадения в земном мире стремления человека к счастью и требований морали: лишь всеведущее, морально совершенное и всемогущее существо может быть гарантом конечного совпадения этих изменений.
    Лит.: Доброхотов А. Д. Категория бытия в классической западноевропейской философии. М., 1986; Быкова М. Ф. Абсолютная идея и абсолютный дух в философии Гегеля. М., 1993, с. 232—256; Das Problem der metaphysischen Gottesbeweise in der Philosophie Hegels. Lpz., 1940; Osiermaw H. Hegels Gottesbeweise. Rom, 1948; Albrecht W. Hegels Gottesbeweis. Eine Studie zur “Wissenschaft der Logik”. B., 1958; Henrich D. Der ontologische Gottcsbeweis. Tub., I960; .Kick f. Faith and the Philosophers: L., 1964; Idem. Arguments for the Existence of God. N.Y. 1970; Charlesworfli М. L. St. Anselm's Proslogion with A Reply on Behalf of the Fool and The Author's Reply to Gainito. Oxf., 1965; PUmtigaA. (Hg.). The Ontological Argument. L., 1968; KennyA. The Five Ways—St. Thomas Aquina's Proofs of God's Existence. L., 1969; Adams P. Μ. The logical structure f Anselm's arguments.— “The Philosophical Review”, 1971, 80, p. 28—54; Bornes }. The Ontological Argument. L, 1972; Swinbwe R. G. The Existence of God. Oxf., 1979; Kutschers Fr. von. Vernunft und Glaube. B.-N.Y., 1991.
    А. В. Кричевский

Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль. . 2001.


.