Akademik

        - одна из универсалий средневекового сознания, в системе которого она выполняла роль всеобщего регулятивного принципа социальной жизни. Все еще встречающееся мнение о средневековье как эпохе «кулачного П.а» односторонне и не выражает существа дела, ибо, согласно укоренившимся в общественном сознании той эпохи убеждениям, П.о заложено в самые основы мироздания. Существовало представление о том, что П.о так или иначе пронизывает все явления и отношения, не одни только человеческие, но и природные. Что касается общества, то все его разряды базируются на П.е и подвластны ему. Однако этот принцип верховенства П.а не имеет ничего общего с равноправием, так как разные категории людей подчинены своему П.у: П.а христиан иные, нежели П.а иноверцев; П.а мужчин отличаются от П. женщин; у каждого сословия — свое П.о.

        Наибольшей полнотой П. и привилегий обладали, естественно, церковь и светские господа, тогда как непривилегированные — горожане и в особенности крестьяне — пользовались П.ом более ограниченным, но и они располагали определенными юридическими возможностями. Самое представление о человеке предполагало его сословный статус и, следовательно, исключало полное бесправие. Поэтому неверно применять к социально-правовым отношениям на средневековом Западе понятие «крепостного П.а», которое сформировалось в Восточной Европе в начале Нового времени и по сути дела означало фактическое рабство барских крестьян. В Западной Европе эпохи феодализма существовали разряды зависимых крестьян с чрезвычайно ограниченными личными и имущественными П.ами, но и они не были полностью бесправны, за исключением рабов, ибо рабство не было изжито в отдельных странах в течение длительного времени. (Свобода и несвобода). В раннее средневековье сохранял силу принцип римского П.a servus поп habet personam, «раб не имеет персоны», т.е. лишен всяческих П. Поскольку же в общественном сознании было латентно заложено представление о человеческой личности (persona), то предполагалось наличие у нее некоторых П. Социально-правовой статус индивида был связан с обладанием личными П.ами и П.ом собственности, даже если это последнее было неполным. Эйке фон Репгов, автор «Саксонского зерцала» (20-е гг. XIII в.), протестуя против попыток немецких феодалов лишить зависимых крестьян тех П., какими они обладали, заявляет: «Мой ум не может понять того, что кто-нибудь должен быть в собственности другого. И о том, что некогда так и было, мы не имеем никаких свидетельств». Высокая гра-дуированность П. в обществе сочеталась с убеждением, что любое человеческое существо причастно к П.у и подвластно ему.

        «Доброе старое право»

        На протяжении столетий господствовала идея «доброго старого П.а». Верили в извечность П.а как залог его добротности и справедливости. В своей полноте, как идея, П.о запечатлено в моральном сознании, откуда и черпаются те или иные юридические нормы. Главными хранителями П.а были наиболее мудрые и сведущие люди - лагманы (lögmenn), законоговорители в скандинавских странах, рахинбурги у германцев, шеф-фены во Франции, уитаны (witan, букв, «мудрые») и liberi et legales homines в Англии. П.о не вырабатывают вновь, его «ищут» и «находят». Но старина П.а - не столько указание на время его возникновения, сколько показатель его неоспоримости, добротности. Старое П.о значит — доброе, справедливое П.о (Ф.Керн). Великие законодатели средневековья — не творцы законов, они лишь «отыскали» старое П.о, восстановили его в сиянии его справедливости.

        Во введении к сборнику фризских законов сказано, что фризы должны иметь такое земское П.о, какое установил сам Бог в то время, когда Моисей вел израильский народ через Красное море. Действующее П.о фризов включено в непрерывное бытие П.а, восходящего к незапамятной старине и объединяющего десять заповедей, законодательство библейских царей, римских императоров и германских государей. И точно так же законы английского короля Альфреда открываются пересказом библейского законодательства, постановлений церковных соборов и частично повторяют правовые уложения предшественников этого правителя. Поскольку П.о мыслилось как древнее, именно ссылка на его почтенный «возраст» придавала ему авторитет. Законное нововведение не осознавалось как таковое, и законодательная деятельность проходила преимущественно в форме реставрации старинного П.а. Кодифицируя обычаи, нередко приписывали их тому или иному прославленному государю предшествующего времени. Немалая доля древненорвежских законов считалась «Законами Олава Святого», хотя на самом деле они представляли собой запись обычного П.а, произведенную в более позднее время. В Англии юридическую компиляцию нач. XI1 в. называли «Законами Эдуарда Исповедника», в действительности не имевшего к ней никакого отношения. П.о было ориентировано на прошлое. Высокая оценка старины, характерная для всех сфер социальной жизни, нашла свое выражение и в том, что идея о продолжении Римской империи сохранялась на протяжении всего средневековья

        Право — всеобщая связь людей

        В средние века существование признавалось лишь за тем, что обладало правовым статусом. Город, конституируясь, спешил приобрести определенные П.а; цех,университет и любая иная корпорация официально существовали с момента принятия устава; сельские коммуны обзаводились особыми грамотами, гарантировавшими их статус; сеньоры, обладавшие судебной или военной властью, заботились о том, чтобы эта власть была оформлена в виде иммунитетных полномочий, пожалованных государем, - специальные правовые уложения вырабатывались для любого средневекового института. Без санкции П.а общественное отношение не считалось действительным.

        Обязанность соблюдать П.а лежит как на государе, так и на подданных, и последние должны противиться королю, нарушающему П.а и обычаи. Многие социально-политические конфликты принимали форму движения за восстановление попранного П.а. Борьба между императорами и папством велась в первую очередь из-за инвеституры — П.а назначать епископов. Нарушение П.а и феодальных обычаев Иоанном Безземельным привели к конфликту между королем и его подданными, результатом которого явилась «Великая хартия вольностей».

        П.о связывает всех, оно, собственно, и является всеобщей связью людей. «На П.е страна строится, неправьем разоряется», — эта исландская поговорка имела силу правовой максимы. Неправье выражалось преимущественно в распространении кровной мести, которую порождали посягательства на жизнь и честь свободных людей, но и самая эта вражда была подчинена определенным правилам. Первые записи правовых обычаев в Западной Европе, «варварские правды» (leges barbarorum) были продиктованы потребностью уравновесить и умерить вражду между соплеменниками. В Исландии IX—XIII вв. при отсутствии государства и любой другой системы политической власти П.о выступало в качестве единственной силы, цементировавшей общество.

        Как уже было сказано, социальные различия между представителями разных категорий населения неизменно выражались в различиях статусных. Но эти правовые градации воспринимались вместе с тем и как нравственные. Знатное лицо считалось благородным, тогда как людей незнатных считали «низкими», «подлыми». Общество состояло из nobiles и ignobiles. Имущественные критерии отступали на второй план, и небогатый или даже вовсе обнищавший представитель рыцарства стоял выше богатого купца. Предполагалось, что поведение человека благородного происхождения подчиняется кодексу рыцарской чести, который, однако, имел силу лишь в пределах сословия знатных. Остальные принадлежали к плебсу, черни, и от них не ожидали поступков, свойственных знати. Разумеется, подобные понятия и оценки отнюдь не соответствовали реальной жизненной практике, но такие идеологические конструкты лежали в основе социально-правовых и моральных норм и пронизывали средневековую литературу. Учение о трехчленном делении общества на «тех, кто молятся» (oratores), «тех, кто воюют» (bellatores) и «тех, кто трудятся» (laboratores), которое получило распространение начиная с XI в., основывалось как на идее о расчленении и взаимной дополнительности социальных функций, так и на убеждении в том, что представители каждого из этих ordines различались между собой в нравственном и правовом отношениях. В средние века не существовало абстракций типа «человек», «личность», поскольку особую значимость придавали юридическому статусу каждого отдельного индивида.

        Ритуал и право

        Роль правовых отношений еще более возрастала вследствие высокой ритуализованно-сти социальной практики. В традиционном обществе, каковым в принципе оставалось общество феодальное, нормальным было поведение человека, следующее принятым образцам. Уклонение от освященных временем традиций и раз навсегда установленных канонов поведения подчас рассматривалось как правонарушение. Все важнейшие события в жизни индивидов и групп - вступление в брак и введение в коллектив сородичей, посвящение в рыцари и принятие в цех, получение и раздел наследства и судебная тяжба, заключение торговой сделки и передача земли, пострижение в монахи и отлучение от церкви, приемы, посольства и т. п. - подчинялись ритуалу, сопровождались особыми процедурами, несоблюдение которых (сбивчивость в произнесении клятвы, несоответствующая поза и другие невольные нарушения) аннулировало правовой акт. Деятельность человека осуществлялась в строго установленных неизменных юридических формах и вне их была немыслима и недействительна. Соответственно огромную роль играли речевые формулы.

        Средневековое П.о предельно ритуализо-вано. Форма, на первый взгляд, внешняя по отношению к существу дела, оказывалась самою его сутью. В титуле «Салической правды» «О горсти земли» подробно описан порядок отказа человека, который лишен возможности уплатить виру за убийство (вер-гельд), от своего дома и усадьбы: он должен собрать внутри дома землю из четырех углов и, выйдя наружу и повернувшись спиной к тем, на кого он намерен переложить уплату виры, бросить через плечо эту горсть земли, а затем в одной рубахе с колом в руке покинуть усадьбу, перепрыгнув через изгородь. Горсть земли символизировала отчуждаемое земельное владение. Свод обычаев салических франков начали записывать при короле Хлодвиге, но более чем полтысячелетия спустя в тексте норвежских законов встречается описание процедуры передачи земельной собственности, близко перекликающееся с титулом «Салической правды»: человек, передающий землю «должен взять ее из четырех углов очага, и из-под почетного [хозяйского] сиденья и с того места, где пахотная земля встречается с лугом и где лесистый холм соприкасается с выгоном. И пусть он [человек, приобретающий землю] имеет на тинге свидетелей того, что земля была взята должным образом, а также других людей -свидетелей покупки». Ритуальные действия неизменно совершаются публично, в присутствии большого числа свидетелей, которые должны сохранить память об этом событии; их роль в обществе, по преимуществу бесписьменном, была исключительно велика.

        Особый ритуальный характер имели и процедуры выяснения судебной истины и восстановления справедливости. На протяжении многих столетий средством достижения правильного решения была ордалия, или божий суд: тяжущиеся в суде подвергались испытанию кипящей водой, раскаленным железом; правым считался победитель в вооруженном поединке, - полагали, что Бог дарует ему победу.

        Многообразие и противоречивость права

        При всей своей формализованности П.о отнюдь не отличалось унифицированностью и единообразием. Напротив, в жизни общества не было более противоречивого и запутанного явления. Понимаемое как всеобщая связующая сила, П.о разъединяет людей, порождая взаимные притязания, споры и конфликты. Долгое время отсутствовало представление о П.е как о феномене, обособленном отлюдей, их статуса или племенной принадлежности. В раннее средневековье не существовало П.а, одинакового для всех жителей страны. В германских королевствах, созданных на территории завоеванной варварами Римской империи, обособленно сосуществовали П.о германцев и П.о римлян. Каждое племя жило по своему закону («Салическая правда», «Баварская правда», «Саксонская правда», законы лангобардов и т.п.), и лишь со временем теоретически на все население Франкского государства были распространены правовые уложения-капитулярии. Однако и много позднее для каждой земли и области записывалось свое П.о. Таковы, например, упомянутое «Саксонское зерцало» или французские «кутюмы». Более того, в разных областях или во владениях отдельных сеньоров существовали особые толкования П.а. Перед лицом этой текучести и многоликости норм Эйке фон Репгов, например, отказывается от описания статуса министериалов — служилых людей духовных и светских господ, мотивируя это тем, что их П.о «так многообразно, что никто не может его исчерпать».

        Казуистичность права

        В отличие от римского П.а, нормы которого носили более или менее обобщенный характер (т.н. «Корпус гражданского права» Юстиниана), раннесредневековые судебники - записи обычного П.а - отличались казуис-тичностью: «варварские правды» континентальных германцев (записанные на латыни), равно как и близкие к ним по духу и содержанию англосаксонские законы и скандинавские областные уложения (записанные на народных языках), представляли собой перечни конкретных случаев из жизни, таких, как посягательства на собственность, убийства и нанесение увечий, оскорбления личного достоинства свободного соплеменника, наследование имущества и т. п. Составители судебников, не прошедшие выучки у римских юристов, мыслили нормы П.а в виде серии отдельных происшествий, и во многих правовых текстах описание того или иного преступления или юридической процедуры принимало форму изобилующего наглядными подробностями рассказа. В «Салической правде» отсутствует титул, который в общей форме трактовал бы наказание за воровство, но зато записано множество статей, в которых устанавливаются возмещения за похищение лошадей, крупного и мелкого рогатого скота, домашних птиц и т.п., - о каждом из этих видов собственности говорится отдельно; при этом оговариваются случаи, когда то или иное животное было украдено из стойла или на лугу, был ли то теленок или корова... Точно так же варварские правды вместо того, чтобы определить размеры возмещения за телесные повреждения, дают своего рода «анатомический трактат», раздельно перечисляя кары за повреждения, причиненные разным частям тела. Посягательства на честь и достоинство соплеменника - обидные клички («Если кто назовет другого уродом», или «грязным», или «волком», или «зайцем») опять-таки детально перечисляются, причем за каждое из этих оскорблений полагается штраф одинакового размера. В подобной трактовке П.а выявляется конкретность мышления, ориентированного не на формулировку общих норм, а на фиксацию частных случаев.

        Обычай и закон

        Казуистичность писаного П.а сочеталась с крайней его фрагментарностью и неполнотой. Средневековое П.о не систематизировано, многие стороны жизни не нормированы законодательно. Местный обычай либо никогда не был записан, либо подвергся частичной фиксации на относительно поздней стадии, и самый факт переноса на пергамен не повышал его авторитетности в сознании коллектива. Сравнение правотворчества государей периода зрелого феодализма с законами и капитуляриями Карла Великого демонстрирует чрезвычайную бедность первого. Если трудно найти область жизненных отношений, в которой не проявилась бы законодательная инициатива Каролингов, претендовавших на роль преемников римских императоров и продолжателей античных правовых традиций, то средневековая ленная система оставалась не регламентированной писаным П.ом. Ни выборы или наследование власти князей, ни порядок передачи ленов, ни размеры и характер вассальной службы, ни разграничение юрисдикционных прав государя и подданных, ни отношения между королевской властью и церковью, ни многие другие столь же актуальные стороны феодальной жизни не были однозначно определены законом. Все эти вопросы решались всякий раз в конкретной ситуации, создававшей потребность в разрешении постоянно возникавших споров и конфликтов. Не закон, который недвусмысленно определял бы права и обязанности заинтересованных сторон, создавая норму, но обычай, изменчивый в зависимости от места, времени, лиц и бесчисленных жизненных обстоятельств, и опора на прецедент играли решающую роль в средневековой социально-правовой действительности.

        В этих условиях «П.у сильного» оставалось широкое поприще. То, что трудно было удовлетворительно уладить в суде, решалось мечом и междоусобицей. Могущественные сеньоры сплошь и рядом не были склонны считаться с П.ом, прибегая к силе там, где не рассчитывали на благоприятный исход дела, либо сами творили собственный суд. Поединок, война, кровная месть были постоянными коррелятами феодального П.а.

        Универсальность применения права

        Отмеченный выше универсализм средневекового П.а выражался в том, что оно распространялось на самые различные сферы бытия - от религии и магии до отношения к природе. Страх перед колдовством и нечистой силой породил продолжавшиеся на протяжении нескольких столетий судебные преследования ведьм и жестокие массовые расправы над ни в чем не повинными женщинами и мужчинами. Судебные преследования могли быть распространены не только на живых, но и на мертвых, поскольку существовала уверенность в том, что покойник далеко не сразу после смерти утрачивает правоспособность и юридическую ответственность. Смерть). В качестве обвиняемых могли фигурировать, наряду с людьми, животные - виновники гибели человека, любые живые существа (птицы, насекомые, грызуны), причинявшие потраву или иной материальный ущерб: их вызывали в суд с применением формальных юридических процедур и осуждали на изгнание. Судебные преследования животных). Не показательно ли для понимания глубокой специфики общественного сознания то, что подобные явления не были пережитками архаики, но относятся к эпохе зрелого и позднего средневековья?

        «Благочестивый обман»

        В стремлении восстановить П.о в его первозданной чистоте люди средневековья руководствовались представлением об идеальном П.е, о том, каким оно должно быть в соответствии с их идеями справедливости. Парадоксальным образом это стремление восстановить истину приводило к массовому производству подделок. «Благочестивый обман» (pia fraus) далеко не всегда был сознательной фальсификацией. Духовные лица, главные носители образованности в ту эпоху, фабриковали документы - дарственные грамоты, записи П.а и другие юридические тексты, приписывая их задним числом тем, от кого, по их убеждению, они должны были исходить. Документы, в их глазах, выражают вечную истину, а не фиксируют случайные факты. «Лжеисидоровы декреталии», обосновывавшие верховную власть папства над Западной Европой и приписывавшие императору Константину соответствующий дар в пользу римского первосвященника, были подделкой, но такой подделкой, которая выражала «идеальную реальность» — папскую гегемонию. По мнению X.Фурмана, трудно найти лучшего представителя средневекового «духа времени», чем фальсификатор. Идея и действительность не были четко расчленены в сознании людей того времени, и не представляло трудности принять за подлинное то, что было должным, а недействительным.

        Отчуждение права

        Важнейшее отличие правового обычая от закона заключалось в том, что тогда как обычай неприметно изменялся, сохраняя в сознании людей свою древность и добротность, закон приобретал независимое бытие, отвлекаясь от породивших его обстоятельств. Запись П.а вела к своего рода «отчуждению» его от его творцов, которые впредь уже не могли оказать на него воздействия и изменить его. Если в раннее средневековье судебный процесс представлял собой преимущественно состязание сторон в присутствии судей, то в более позднее время, когда судебные функции стали сосредоточиваться в руках обладателей власти, должностных лиц, судейских чиновников, юристов и адвокатов, положение изменилось, что выразилось, в частности, в выработке особого языка юриспруденции, которым преследуемые по суду, как правило, не владели. В массовом восприятии возникает разрыв между понятиями «суд» и «правосудие», в городской литературе XIII—XV вв. стряпчий, юрист становится олицетворением алчности, корыстолюбия и лживости. Отныне судебная справедливость все чаще связывается с образом доброго короля, такого, например, как Людовик Святой.

        Литература: Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1984; Дембо Л. И . «Саксонское зерцало» - выдающийся памятник истории германского феодального права // Саксонское зерцало. М., 1985; Bloch M. La société féodale. P., 1968; Clanchy M. Remembering the Past and the Good Old Law//History. Vol. 55, 1970; Cohen E . The Crossroads ofJustice. Law and Culture in Late Medieval France. Leiden, N.Y., Köln, 1993; Fuhrmann H. Die Fälschungen im Mittelalter. Überlegungen zum mittelalterlichen Wahrheitsbegriff// Historische Zeitschrift. Bd. 98, 1963; Hattenhauer H. Zur Autorität des germanisch-mittelalterlichen Rechts // Zeitschrift der Savigny-Stiftung für Rechtsgeschichte. Germanistische Abteilung. Bd. 83, 1966; Kern F. Recht und Verfassung im Mittelalter // Historische Zeitschrift. Bd. 120, 1919; Klinkenberg H.M. Die Theorie der Veränderbarkeit des Rechtes im frühen und hohen Mittelalter // Miscellanea Mediaevalia, Bd. 6, 1969; Köbler G . Das Recht im frühen Mittelalter. Köln, Wien, 1971; Kroesehell K. Recht und Rechtsbegriff im 12. Jahrhundert // Probleme des 12. Jahrhundert (Vorträge und Forschungen. Bd. 12). Konstanz, Stuttgart, 1968.

        Л. Я. Гуревич