Новиков Николай Иванович
Новиков Николай Иванович [27 IV (8 V) 1744, с. Тихвинское (Авдотьино) Коломенского у. Московской губ. – 31 VII (12 VIII) 1818, там же]. Дворянин, сын ст. советника в отставке. Был записан в Измайловский полк. Грамоте учился у сельского дьячка; в 1756 поступил в Унив. гимназию, где проучился до 1759. Изучал фр. и нем. языки, однако не приобрел навыков разговорной речи. До сер. 1760 из-за болезни отца жил в Авдотьине и 3 июня 1760 был отчислен из гимназии за «нехождение в классы». В янв. 1762 явился на службу в полк. 17 авг. 1767, будучи уже в звании каптенармуса, вместе с др. дворянами был затребован в Москву, в Комиссию нового Уложения, и первоначально вел здесь протоколы подкомиссии «о среднем роде людей», а затем бумаги общего собрания комиссии. 1 янв. 1768 перевелся из гвардии в армию с чином армейского поручика и 17 февр. был зачислен в Муромский пехотный полк Севской дивизии. На год Н. задержался в Москве для оформления и сдачи документов по комиссии, а к маю 1769 оформил свою отставку с военной службы и возвратился в Петербург. В 1770–1773 Н. числился переводчиком Коллегии иностр. дел, но, видимо, вне штата, т. к. сам впосл. не упоминал об этой своей службе. С 1769 он полностью отдается книгоиздательским и журнальным делам.
Первая попытка Н. заняться книгоиздательством относилась к 1766 и, скорее всего, была предпринята на занятые у московского книгопродавца X. Л. Вевера деньги (вексель на 120 руб. серебром от 13 февр. 1766). В этом году Н. издал переводы М. И. Попова из Ф. Фенелона и А. Менье де Керлон («Две повести...», отданы в печать в нояб.), книгу «Дух Пифагоров...» (отпечатана в типогр. Сухоп. шлях. корпуса 5 нояб.), оказался причастен к изданию ч. 1 «Пересмешника...» М. Д. Чулкова (5 апр. получил тираж из типографии), опубликовал, а возможно и составил, «Реестр...» книг, продававшихся в лавке И. Сколари (Школярия). Эпизодически он выступал в качестве издателя и в ближайшие годы. На его счет были отпечатаны посвященные наследнику вел. князю Павлу Петровичу «аллегорические прологи» В. И. Майкова «Торжествующий Парнас...» (1768) и И. А. Дмитревского «Непостижимость судьбы...» (ок. 7 нояб. 1772), какой-то сборник стихотворений (13 сент. 1768), «Сонет» на прививку оспы наследнику (22 дек. 1768), анонимная «песня» (17 мая 1770; листовка не обнаружена), стихотворения В. Г. Рубана на день коронации Екатерины II и на день рождения вел. князя Павла Петровича (оба – ко 2 нояб. 1772; перепеч. из журнала «Живописец»). Кроме того, им были изданы в пер. с фр. языка «Поэма о нынешних делах...» Вольтера (прозой, 1770) и книга Ф. Шампьона де Понталье «Французская нынешнего времени философия...» (1772), достаточно критический отклик на идеи фр. Просвещения и прежде всего протест против безбожия и космополитизма. Поскольку переводы анонимны, можно предположить, что переводчиком выступал сам издатель.
Ранняя издательская деятельность Н. не обнаруживает явно коммерческой цели. Среди первых изданий обращают на себя внимание книги, посвященные наследнику престола (тема, волновавшая окружение Паниных). Прослеживается также очевидное стремление Н. ввести в литературу новые имена. Попов в адресованном Н.-издателю письме (напечатано при издании его переводов) говорил, что их «дружба и приязнь» возникли в связи с его занятием сочинениями и переводами, которые он обещал и впредь сообщать своему издателю. Подбор напечатанных Н. авторов указывает на его близкие, а иногда и дружеские отношения с начинающими литераторами из театрального круга; некоторые из них стали затем сотрудниками сатирических журналов Н.
Первый из журналов, еженедельник «Трутень», выходил с 2 мая 1769 по 27 апр. 1770 (последний номер поступил в продажу в нач. июля). «Трутень» был последним из летучих изданий, возникших непосредственно за «Всякой всячиной» Екатерины II на подъеме общественной активности в связи с деятельностью Комиссии нового Уложения (до него начали выходить «листки» В. Г. Рубана, В. Тузова, М. Д. Чулкова и др.). Н. сразу же вмешался в уже возникшую журнальную полемику, переведя ее в русло злободневных вопросов. Н. провозгласил главной задачей журналистики «сатиру на лицо», подразумевая, что действенность сатиры состоит в указании на конкретного носителя зла: «Меня никто не уверит в том, чтобы Молиеров Гарпагон писан был на общий порок. Всякая критика, писанная на лицо, по прошествии многих лет обращается в критику на общий порок». Эта точка зрения была сознательно противопоставлена предложенной «Всякой всячиной» сатире «на нравы», которая касалась бы не современности, а лишь вечных общечеловеческих пороков и недостатков. Допустимая резкость сатиры стала основным предметом полемики между «Всякой всячиной» и Н., причем есть основания предполагать, что в отдельных случаях Н. непосредственно полемизировал со статьями, принадлежавшими перу Екатерины П. «Трутень» выступил против прекращения начатых законодательных реформ, постоянно указывая на несовершенство существующих законов и обычаев. Значительное место занимала тема чиновничьего и судебного произвола. Был затронут важный и еще не обсуждавшийся напрямую в печати вопрос о превращении в современном быту и законодательстве крепостного права в систему личного рабства. Н. выступил в защиту крестьян как важнейшего для государства сословия и, не отрицая сословного общества вообще, вместе с тем постоянно подчеркивал достоинство и значение новой, разночинной интеллигенции, купечества и мещанства. Цели издателя проясняли эпиграфы к ч. 1 и 2 журнала, вырванные из контекста притч А. П. Сумарокова и получившие вольный смысл: «Они работают, а вы их труд ядите» и «Опасно наставленье строго, где зверства и безумства много».
Типы щеголих, петиметров, провинциальных невежд, проходящие через весь журнал, получили широкую литературную известность. Понятные современникам намеки на известных лиц и скандальные происшествия служили не последней приманкой для читателей (тираж 1769 – 1240 экз., 1770 – 750 экз.; доходы в 1769 в три раза превышали стоимость печатания). Задержки выхода отдельных номеров принято связывать с обличительными тенденциями журналистики 1769, которая вызывала недовольство официальных властей, отдельных влиятельных лиц и цензуры при Акад. типографии, где журналы гл. о. печатались. В частности, в июле последовало распоряжение директора Академии наук гр. В. Г. Орлова, чтобы все сатирические «листки» до продажи поступали ко двору, и указание Екатерины II «иметь за издаваемыми листами самое строгое наблюдение».
Косвенным свидетельством того, что Н. опасался не получить разрешения на печатание следующего журнала, служит анонимность «Пустомели» (1770, вышли только книжки за июнь и июль; тираж – 500 экз.; прошение об издании было подано маклером А. Фоком). Появившиеся номера не имели такого острого характера, как «Трутень». В обширном предисловии Н. дал итоговый обзор изданий «из поколения» «Всякой всячины» и полемики между писателями, где вновь противопоставил свою позицию мнениям мелкотравчатых литераторов (М. Д. Чулков, Н. Г. Курганов) и писателей официозного толка (В. И. Лукин, В. П. Петров, М. М. Херасков). Публикация эпиграммы К. А. Кондратовича «К г. издателю “Трутня”» подчеркивала преемственность «Пустомели» и «Трутня», однако колкости в адрес «Всякой всячины» в новом журнале звучали приглушенно. Из сатирических произведений Н. перепечатывает «Послание к слугам» Д. И. Фонвизина; одновременно, как бы в противовес сатире, уже в первом номере появляется чисто повествовательное сочинение – повесть о воспитании «Историческое приключение» (не завершена). Новым жанром были в журнале отклики на театральные события: о гастролях в Москве И. А. Дмитревского (успех в «Евгении» П.-О.-К. Бомарше и трагедиях Сумарокова) и его же вместе с Троепольской выступлении в «Синаве и Труворе» на Придворном театре.
Публицистически журнал был нейтрален. Тем не менее кратковременность его существования заставляет большинство исследователей предполагать, что издание прекратилось в результате цензурного запрета.
Формальным поводом для возвращения Н. в журналистику стало появление комедии Екатерины II «О, время!», «написанной в Ярославле». Интерпретируя публикацию комедии как очередное официальное поощрение сатиры, Н. посвятил свой «Живописец» императрице, анонимному автору этой комедии (предыдущие его журналы имели посвящения В. А. Всеволожскому, Л. А. Нарышкину, Н. А. Демидову, Н. А. Ладыженскому). Журнал в соответствии с загл. собирался «живописать» современные нравы (выходил еженедельно с апр. 1772 по июнь 1773 с нумерацией листов по годам). Если в «Трутне» Н. представился читателям лишь как «издатель» чужих сочинений, в «Живописце» он «сделался автором» и в качестве писателя заявил о новом понимании задач сатиры. Вместо обличения конкретных людей и фактов он собирался ныне нарисовать картину типов, сложившихся в обществе к сер. XVIII в. Перечень их он преемственно выводит из времен Петра I, излагая прозой применительно к современности сатиру А. Д. Кантемира «На хулящих учение». В общем в «Живописце» Н. не выходит из уже сложившихся жанровых рамок журнальной сатиры: сатирическое письмо, «Опыт модного словаря», «ведомости», «рецепты», – однако эти жанры разрабатываются более литературно, перерастая из беглых заметок в самостоятельные зарисовки. В качестве примера чисто жанровой сатиры Н. помещает в журнале стихотворные переводы сатир Н. Буало «Начеловека» и «На женщин». Меняется адресат полемики издателя. В статье-предисловии «Автор к самому себе» Н. отмежевывается от писателей-современников, которым не желает подражать (вероятно, имеются в виду Лукин, Петров, Чулков, А. А. Ржевский). Основной диалог, опираясь на письма в журнал (как подлинные, так и мнимые) по общественным и моральным вопросам, Н. ведет уже не с литераторами, а с той категорией читателей, к которой обращен журнал и на которую нацелена его критика.
Наибольший резонанс ввиду своей резкости имели первые в рус. литературе статьи о варварском отношении помещиков к крепостным. К этому циклу относятся «Отрывок путешествия в *** И*** Т***», четыре «Письма уездного дворянина его сыну» (т. н. «Письма к Фалалею»), «Следствия худого воспитания», история о «кофе-гадательнице». Рассказ в «Отрывке» о разоренной помещичьей деревне (ряд исследователей приписывает его А. Н. Радищеву) вызвал такое раздражение сановных читателей, что Н. был вынужден в особом очерке «Англиская прогулка», смягчая его смысл, пояснять, что в данном случае речь шла лишь о «дурных» помещиках; однако обещанное повествование о деревне Благополучной в «Живописце» не появилось. В «Письмах к Фалалею» (приводились стилистические аргументы об их принадлежности Фонвизину, а также М. И. Попову) с помощью приемов саморазоблачения персонажа изображен сельский дворянин, чья хозяйственная деятельность и семейная жизнь в равной степени неприглядны; такую же цель имело и «Письмо к племяннику». Все эти «письма» являются столь превосходной стилизацией бытового документа, что возникали предположения об их документальном, а не литературном происхождении. «Следствие худого воспитания» показывает, как формируется характер крепостника; в рассказе о помещице-«кофегадательнице» описана бесправная судьба дворовых людей (использован И. А. Крыловым в качестве сюжета для оперы «Кофейница»).
Ряд достаточно злободневных материалов о внешних и внутренних событиях Н. получил для «Живописца», вероятно, благодаря своим связям с Коллегией иностр. дел. В журнале были напечатаны (в переводах на рус. язык) письма Доминика Диодати о «Наказе» (1771), Фридриха II Прусского к Екатерине II (1767) и А. И. Бибикову (1772), Солмса к Н. И. Панину (1767; с выдержкой из письма Фридриха II), Амвросия Подобедова к Г. Г. Орлову (1771), Самуила Миславского к Е. А. Щербинину о заведении типографии в Харькове; речи епископа Анатолия (1772) и Георгия Конисского (1773); перепечатано также «Слово» Фонвизина на выздоровление вел. князя Павла Петровича. Екатерина II поместила в журнале ответ на адресованное ей «Посвящение» за подписью «Сочинитель комедии “О, время!”» (1772. Л. 7) и письмо к издателю за подписью «Любомудров из Ярославля» с датой «28 февр. 1773» (л. 18); участвовали в журнале также Е. Р. Дашкова, П. С. Потемкин, В. Г. Рубан. Первые листы (включавшие и «Отрывок путешествия в*** и*** т***») Н. через Г. В. Козицкого в кон. июля 1772 поднес императрице, получив в качестве поощрения 200 руб. на продолжение издания.
Следующий журнал Н. «Кошелек» (выходил еженедельно с 8 авг. по сент. 1774, № 1–9; назв. заключало каламбур: «кошельком» называлась также старомодная прическа человека прошлого поколения) полностью посвящен теме рос. добродетелей. Идея национальной самобытности, сформулированная историографией сер. XVIII в. и подхваченная беллетристикой, в журналистике Н. развивалась: сначала она звучала как протест против галломании, затем как констатация европ. уровня, достигнутого современной рус. культурой, и окончательно вылилась в намерение описать особенности характера нации. Этот замысел не получил завершения из-за прекращения «Кошелька». С одной стороны, он предполагал изображение безнравственных и наглых искателей удачи в России и, следовательно, продолжение борьбы с безрассудной галломанией («превращение русского кошелька во французский»). С другой стороны, «Разговоры» русского с французом и француза с немцем, а также «Письмо» из Парижа в защиту французов (напеч. с ценз. купюрами), явно принадлежащие Н., намечали более широкое сопоставление трех наций в отношении «добродетели». В историческом аспекте Н. вернулся к этим вопросам в своих исторических документальных публикациях. По преданию, «Кошелек» был запрещен цензурой по протесту фр. посланника.
В журналах 1769–1774 (полное переизд.: Берков. Сатир. журналы Новикова) Н. довел до совершенства и одновременно исчерпал форму сатирического журнала эпохи Просвещения. В некоторых отношениях его журналы воспроизводили европ. моралистические еженедельники. Номера складывались из писем к издателю (иногда фиктивных) и мелких разножанровых статей под псевдонимами или анонимных. Не вызывает сомнения, что Н. был единоличным издателем и редактором журналов, но не единственным автором помещенных в них произведений.
Вопрос об авторстве Н. столь же запутан, как и вопрос о круге его сотрудников. Наиболее радикальным представляется предположение (не получившее полной поддержки), что собранием произведений Н. является 3-е изд. «Живописца» (1775; перепеч. 1781; переизд. 1793, в сильно испорченном цензурой виде; изд. 1775 воспроизведено в кн.: Новиков Н. И. Избр. соч. М.; Л., 1951). Оно включало избранные статьи из «Живописца» и «Трутня»; Н. в предисловии писал, что «многое переменил, иное исправил, другое выключил и многое прибавил из прежде выданных моих сочинений, под другими заглавиями». В издании было уничтожено деление на номера, исключены стихи и переводы, статьи о событиях, современных первым изданиям; изменен порядок текстов, проведена сплошная редакторская правка.
Традиционно же, и с большим основанием, Н. в журналах приписываются тексты от лица редактора-издателя (в т. ч. ответы читателям и полемика с др. журналами), сатирические «словари», «портреты», «подряды» и др. литературные мелочи, а также статьи под криптонимами из сочетания литер «Н» и «М» и псевдонимом «Правдолюбов». С известной степенью убедительности делались и др. атрибуции.
С нач. 1770-х гг. Н. приступает к широкой литературно-просветительной деятельности в качестве издателя. В 1772 выходит «Опыт исторического словаря о российских писателях» (объявление о продаже – 30 марта; позднее ряд статей был включен издателями в переводной «Словарь исторический» Л.-М. Шодона, 1790–1798; науч. переизд. в кн.: Ефремов. Мат-лы (1867); Новиков Н. И. Избр. соч. М.; Л., 1951; факсим. изд.: М., 1987). Критически опираясь на сведения о состоянии рус. словесности в сер. века, содержавшиеся в издании: Лейпцигское известие (1768), Н. поставил задачу дать возможно более полный список деятелей рус. культуры от Нестора до современности и тем самым показать ее исконную давность. Словарь включал 315 имен. Н. признавался, что «должен был большую часть наших писателей собирать по словесным преданиям» (в частности, сюда вошел рассказ о себе Ф. А. Эмина). Наряду с этим для словаря производился просмотр современных книг, периодики, использовались сведения о рукописных сочинениях в Б-ке Академии наук из «Краткого ведения...» А. И. Богданова. Предполагается, что в разысканиях Н. помогали М. И. Попов и М. Д. Чулков; сведения о духовных писателях Н. получал от Н. Н. Бантыш-Каменского, об историках – от Г.-Ф. Миллера и М. М. Щербатова, какими-то сведениями за 1740–1750-е гг. его снабжал А. П. Сумароков, возможно, и др. писатели.
Н. понимал недостатки своего труда («они остались неисправленными потому, что я не мог никак достовернейшего получить известия»). Уже в процессе печатания он «получил еще о многих известия, а сие самое подает надежду, что и еще многие откроются». Вместе с тем словарь был важным звеном в его издательских планах 1773–1774. Н. предполагал каждые десять лет выпускать дополнения к словарю, параллельно с этим – сборники литературных произведений разных авторов, собранные по жанрам, подписное собрание речей, произнесенных в Академии наук и учебных заведениях, а также публиковать извлечения из иностранных газет.
В нач. 1773 Н. при содействии книгопродавца К. В. Миллера организует О-во, старающееся о напечатании книг (знак его изданий – девиз «Согласием и трудами»). Основой для начала деятельности послужили переводы, которые оказалось не в состоянии опубликовать Собрание, старающееся о переводе иностр. книг и которые были переданы Н. Г. В. Козицким (с разрешения Екатерины II О-ву, старающемуся о напечатании книг для поощрения был к тому же бесплатно пожертвован тираж 2-го изд. «Велизария»); книги печатались в Акад. типографии (Н. также выкупил у нее по себестоимости несколько книг для перепродажи). К кон. 1774, когда выяснилась финансовая несостоятельность замысла, Н. успел издать ок. 30 книг, частью на собственные средства; несколько книг были сданы в типографию, но вышли в свет позднее и без марки общества.
Особое место среди изданий занимали исторические: 1773 – «Древняя российская идрография», «Слово похвальное Борису Годунову» К. Фидлера; 1774 – «Краткая повесть о самозванцах» Щербатова; 1776 – «История Артамона Матвеева», «Скифская история» А. И. Лызлова. Они связаны с целой серией исторических публикаций, предпринятых Н. в эти годы. Журналы по периодичности, они по сути были подписными сборниками, впервые вводившими в оборот рукописные материалы средневековой Руси историко-культурного и актового содержания. Издание «Древней российской вивлиофики» (1773–1775. Ч. 1–10, выходили с разной регулярностью; переизд.: Мышкин, 1894–1897. Т. 1–5) отчасти субсидировалось Екатериной II; кроме материалов из частных коллекций Н., получив особое разрешение императрицы, широко использовал документы государственных архивов и Эрмитажного собрания. Коммерческая неудача издания заставила Н. возвратить долги подписчикам за последние две части, однако в 1788–1791 он осуществил расширенное переиздание «Вивлиофики» (Ч. 1–20; 660 документов вместо 260, материалы систематизированы).
Сотрудниками Н. в подборе и подготовке документов для сборников были Бантыш-Каменский, Миллер, Щербатов, Дамаскин Семенов-Руднев, В. В. Крестинин. Из литературных произведений в «Вивлиофике» увидели свет «Зерцало историческое...» А. Б. Селлия в стихотворном переводе Амвросия Зертис-Каменского и Гавриила Кременецкого, стихи Сильвестра Медведева и Феофана Прокоповича, комедии Симеона Полоцкого, анонимная пьеса «Иудифь» и комедии нач. XVIII в. Журналы «Сокровище российских древностей» (объявление о подписке – март 1775) и «Повествователь древностей российских» (1776) Н., вероятно, предполагал использовать для популяризации исторических сведений; однако они не собрали подписчиков: сохранился лишь набор начала № 1 «Сокровища...» (факсим. изд.: М., 1986); «Повествователь...» прекратился на № 1.
Во 2-й пол. 1770-х гг. серьезно изменилось направление журнальной деятельности Н. Издававшийся на деньги К. В. Миллера еженедельник «СПб. учен. вед.» (1777. № 1–22, с марта по авг.; переизд.: СПб., 1873) имел переходный характер. Вместе с Н. в этом издании принимали участие еще несколько человек, остающихся неизвестными. Журнал был литературным, в нем публиковались мелкие стихотворения, предполагалось печатать биографии рус. писателей. Основную задачу – следить за «распространением наук в России и успехами во оных наших единоземцев» – выполнял критический отдел, рекламировавший новые издания.
Два следующих журнала, в редактировании которых принимал непосредственное участие Н., тесно связаны с его масонской деятельностью. «Утр. свет», издававшийся сначала (сент. 1777 – апр. 1779) в Петербурге, затем (май – сент. 1779) в Москве (2-е изд. 1779–1803), замышлялся как благотворительное издание; вырученные за него деньги шли на финансирование в Петербурге Екатерининского и Александровского уч-щ для бедных детей. Подписка широко велась как в столицах, так и в провинции. Издателями выступало «собрание» из десяти человек, скорее всего, масоны-единомышленники. Программа журнала отражала радикальное для Н. изменение взгляда на цели литературы: «Всеобщая сатира да будет бичом, коим мы станем пороки наказывать, но единым только порокам, а не особам», т. е. отрицание «сатиры на лицо». Издатели надеялись на «врожденное желание ко приобретению знаний», которое привлечет читателей и будет способствовать распространению привычки к чтению. Знания, с которыми издатели хотели познакомить своих читателей, касались «души и духа», поэтому журнал заполнялся нравоучительными сочинениями, в основном переводами, долженствовавшими «искоренить и опровергнуть правила Вольномыслия», уверить в бессмертии души и познакомить со «старинными познаниями, скрытыми под гиероглифическим языком». Что в целом понималось под «знанием», уточняется из программы «Моск. ежемес. изд.» (1781), также печатавшегося в пользу училищ. Заявляя, что «причина всех заблуждений человеческих есть невежество, а совершенства – знание», Н. пояснял, что предмет всякого подлинного знания троякий: «мы сами; природа, или Натура; Творец всяческих». Истинное познание существует только в виде подобного триединства; самыми совершенными были «знания» древних, но их можно найти только «под языком гиероглифическим». Тайная «гиероглифика» была связана с исканиями рус. масонов, в деятельности которых Н. к этому времени активно участвует.
Ближайшими сотрудниками Н. в журналах было окружение М. М. Хераскова; к переводам привлекались студенты и преподаватели Моск. ун-та.
«Веч. заря» и «Покоящийся трудолюбец», выходившие как продолжение изданий Н., возможно, печатались на деньги Н., но не редактировались им, хотя круг сотрудников состоял из людей, с ним тесно связанных: это были либо соратники по масонской работе, либо ученики просветительных учреждений и обществ, созданных при его активном участии.
Др. основанные Н. журналы не ставили задачу общего перевоспитания человека, а популяризировали прикладные знания и были рассчитаны на конкретный круг читателей. Их составляли специально нанятые редакторы, и они являлись частью изданий, сопутствовавших газете «Моск. вед.» и созданных Н. прежде всего для ее постоянных подписчиков. Журнал «Модное ежемес. изд., или Б-ка для дамского туалета» (1779) был ориентирован на любителей легкого чтения, заполнялся в основном переводами коротких повестей и стихотворениями (Я. Б. Княжнин, М. Н. Муравьев, посмертные публикации Сумарокова, В. И. Майков) и не пользовался большим спросом. «Экон. магазин» (1780–1789, платное прил. к «Моск. вед.») составлялся А. Т. Болотовым и был адресован «российским домостроителям». «Гор. и дер. б-ка» (1782–1786, платное прил. к «Моск. вед.») предлагала круг семейного чтения. «Дет. чтение» (1785–1788, бесплатное прил. к «Моск. вед.», в 1789 – платное) адресовалось юношеству, готовилось в основном Н. М. Карамзиным и А. А. Петровым; Н. принимал в издании достаточно активное участие только в 1785–1786. «Магазин натуральной истории, физики и химии...» (1788–1790, платное прил. к «Моск. вед.») составлялся из переводных статей, извлеченных из фр. словарей той же тематики, и редактировался А. А. Прокоповичем-Антонским.
В кон. апр. (после 21) 1779 Н. переехал в Москву и оформил контракт на 10-летнюю аренду (с 1 мая 1779) принадлежавшей Моск. ун-ту типографии (официально подписан 5 июля 1779, арендная плата 4500 руб. в год) и поселился при типографии у Воскресенских ворот. Реально аренда не была единоличной. Н. принял «в части» «трех своих приятелей». Предполагалось, что среди них были И. П. Елагин и К. В. Миллер; вероятнее, что это были люди из нового масонского круга Н. (ср. отчеты Н. о типографских делах барону Г. Я. Шредеру, т. н. «письма Коловиона»: Письма Н. И. Новикова. СПб., 1994. С. 13, 31–41). Согласно контракту Н. также получал право на издание газеты «Моск. вед.»; в окт. 1779 Н., кроме того, выкупает книжную лавку X. Ридигера (при которой в 1780 открывает помещение для чтения); одновременно он начинает создавать сеть комиссионеров для продажи книг в провинции. Постепенно расширяя дело, Н. становится крупнейшим издателем в России. 1 июня 1782 Н. увеличивает количество печатных станов в Москве, типография переезжает в специально купленное здание на Лубянке, у Никольских ворот. После указа 15 янв. 1783 о вольных типографиях Н. уговаривает единомышленников из масонского окружения объединить капиталы и 1 сент. 1784 создает Типогр. комп. («акт» об учреждении не составлялся, но была запись в «маклерной книге»). Учредителями стали князья Трубецкие, А. М. Кутузов, бар. Шредер, А. Ф. Ладыженский, братья Лопухины, А. А. Черкасский, И. П. Тургенев, В. В. Чулков; в их число без капитала вошли С. И. Гамалея и К. М. Енгалычев. Ее станы находились в Гендриковом доме (Спасские казармы). На базе компании возникают вольная типография И. В. Лопухина (1783–1786, в Армянском переулке), печатавшая масонскую литературу (напр., «Колыбель камня мудрых», 1783; «О истинном христианстве» И. Арндта, 1784), и тайная масонская (1783–1787, в доме И. Г. Шварца у Меншиковой башни, с нем. персоналом), выпускавшая специфические издания и обслуживавшая деятельность масонских лож (напр., «Простосердечное наставление о молитве»; «Дух масонов» У. Хатчисона (оба изд. – 1783)); печатный стан находился также у Н. в Авдотьине. Н. руководил всей практической стороной издательского дела.
Особую роль в программе Н. по широкому распространению моральных, политических и научных знаний должно было играть бесплатное «Приб. к “Моск. вед.”» (1783–1784). Журнал рассылался выпусками при каждом номере газеты (без особого тит. листа; в 1783 – формат газеты, в 1784 – в осьмушку). В 1783 более половины объема журнала было занято анонимными статьями «О воспитании и наставлении детей для распространения общеполезных знаний и всеобщего благополучия» и «Рассуждением о полезном влиянии торговли в благосостояние государства» (вместе с др. газ. заметками перепеч. в «Избр. соч.» как произведения Н.).
При Н. «Моск. вед.» редактировали С. Б. Сырейщиков (до 1784) и П. В. Иванов (с 1780); переводили сведения из иностранных изданий Л. Я. Давыдовский, А. Ф. Малиновский, А. А. Петров, Д. М. Рыкачев и др. (в т. ч. студенты университета). Н. предпринял шаги, чтобы усовершенствовать информационную структуру газеты: политические известия стали заимствовать непосредственно из гамбургских и др. изданий, в случае необходимости они помещались в виде отдельных выпусков «прибавлений»; специально заказывались материалы о литературе и культуре, расширился круг сообщений о внутренних событиях в стране, особенно из провинции. Это привело к значительному росту тиража (до 4500 подписчиков).
Всего новиковским типографиям принадлежит (считая переиздания и перепечатки) ок. 900 книг, приблизительно четверть всей книжной продукции того времени. Состав книг, напечатанных при Моск. ун-те и в Типогр. комп., достаточно пестр. Это прежде всего переводная и оригинальная беллетристика, в основном XVIII в. (в издании классиков Н. не пытался соревноваться с Академией наук). Среди изданий велико количество пьес, как ставившихся на сцене, так и оставшихся в виде литературных переводов. Значительное место занимают исторические сочинения и публикации. Среди книг довольно много переизданий, в т. ч. сделанных в порядке контрафакции. Н. запомнился современникам как издатель серьезных многотомных компендиумов, таких как «словари» – ботанический, коммерческий, географический, натуральной истории, юридический, – а также многих столь же солидных и пространных книг, посвященных российской торговле («Историческое описание российской коммерции...» М. Д. Чулкова, 1781–1788), путешествиям и описаниям разных стран («История о странствиях вообще...» А.-Ф. Прево в пер. М. И. Веревкина, 1782–1787; «Записки, надлежащие <…> до китайцев...», 1786–1788), хозяйственным делам («Хозяин и хозяйка...», 1789) и др. общеобразовательным вопросам.
Литературная ориентация Н. не была вполне четкой и однозначной. В петербургский период он был очевидным сторонником сатирических тенденций сумароковской школы (в 1780–1781 издал «Полное собрание всех сочинений Сумарокова»); словарь писателей вызвал резкое недовольство В. П. Петрова и Ф. А. Козельского. В 1770-е гг. Н. постоянно общается с М. М. Херасковым, В. И. Майковым, Я. Б. Княжниным. Позднее, судя по московским изданиям, он становится приверженцем философско-гражданского направления, архаического по стилю. В издательских делах отношения с писателями приобретают коммерческую основу. Н. ориентируется не столько на известные имена, сколько на ходовую продукцию, привлекая к делу малоизвестных литераторов (некоторые из них только начинали свой путь) и оплачивая их труд гонораром. Такая практика заложила основу сравнительно недорогого коммерческого книгоиздательства.
В июне 1775 Н. вступил в масонскую ложу «Астрея», только что отпочковавшуюся от ложи «Урания», которую возглавлял В. И. Лукин, поставив условием, что он сразу получает степень мастера и, не давая присяги, сохранит право выйти из ложи. Мелочная обрядность елагинской системы масонства не удовлетворила П.; он одним из первых переходит в организованную по Рейхелевой системе ложу «Латона» «слабого наблюдения» (основана 2 дек. 1775) и вскоре становится ее руководителем, «мастером стула». Однако поиски истинной масонской мудрости продолжаются, и в 1778 в Москве Н. принимает 7-ю степень швед. масонства «строгого наблюдения». После переезда в кон. апр. 1779 в Москву Н., видимо, переводит сюда и ложу «Латона», принявшую швед. систему, однако уже к нач. 1781 Н., Н. Н. Трубецкой и И. Г. Шварц организуют параллельно «тайную сциентифическую» ложу «Гармония» с целью установить связи с нем. масонами. Отправленный в Берлин Шварц договаривается о присоединении к розенкрейцерству и образовании VIII (рус.) провинции в его составе. К февр. 1783 создается Управление провинцией, в которое Н. входит в качестве казначея; ложа «Латона» становится одной из «капителей» провинции. С 1784 Н. занимает высшие должности в масонской иерархии: член Правления теоретического градуса, Капитула Провинциальной ложи, Гаупт-Директории теоретического градуса, ритор. Он был в числе немногих рус. масонов, возведенных в высшие степени (масонское имя – Коловион).
В новом масонском окружении Н. находит опору для своих просветительских замыслов. На доход от журнала «Утр. свет» он открывает два начальных училища: св. Екатерины (1777, при церкви Владимирской Божьей матери) и св. Александра (1778, при церкви Благовещения); к 1779 в них обучалось ок. 90 учеников. Помимо грамоты предполагалось давать школьникам ремесленные навыки. Екатерина II отнеслась к этой общественной инициативе с подозрением, рекомендовав проверить «нужды и недостатки» новиковских школ. Правительственная Комиссия нар. уч-щ (1782) в отличие от частно-масонских предприятий Н. должна была придать народному образованию государственный характер.
Дальнейшая деятельность Н. в области независимого образования связана с Моск. ун-том и И. Г. Шварцем, профессором нем. словесности и философии. Целями были подготовка учителей в духе масонской этики, внедрение новых правил воспитания, привлечение студентов для помощи Н. в издательской работе. 13 нояб. 1779 на деньги, пожертвованные П. А. Демидовым, при университете была открыта Учит. (или Пед.) семинария, первоначально рассчитанная на 6 студентов; инспектором ее стал Шварц. 13 марта 1781 создается первое в России студенческое общество, Собрание унив. питомцев, поощрявшее переводческую и литературную деятельность своих участников (просуществовало до 1789; традиции его прослеживаются в Вольном унив. пансионе). К нач. 1782 на масонской основе сложилось сообщество людей, готовых содействовать образовательным замыслам Н.; оно получило назв. Дружеское учен. о-во (официальное разрешение на создание дано в окт. 1782, торжественное открытие состоялось в доме П. А. Татищева 6 нояб. 1782). В июне 1782 по инициативе общества открывается Переводческая (или Филол.) семинария, рассчитанная на 16 студентов (6 – за счет Татищева, 10 – за счет общества), которая сливается с Учит. семинарией (к кон. года – ок. 30 студентов). В число пансионеров входили ученики епархиальных семинарий и бедные своекоштные студенты университета. Семинария прекратила свое существование после ревизии обер-полицеймейстера Ф. Н. Толля в янв. 1786. В Дружеское учен. о-во, объединявшее более 50 человек, кроме масонского кружка Н. входили также университетские преподаватели (Я. Шнейдер, Ф.-Г. Баузе, П. И. Страхов и др.). Оно ставило достаточно широкие задачи: распространять правила воспитания, готовить поколение рус. учителей, поддерживать Н. переводами полезных книг. Попытки директора университета И. И. Мелиссино слить общество с Вольным рос. собранием были кружком отвергнуты, что привело к обострению отношений кружка с секретарем собрания А. А. Барсовым и университетом в целом. Дружеское учен. о-во распалось в 1786.
Подозрения правительства возбуждали также филантропические мероприятия Н. При Екатерининском уч-ще в 1779 была открыта маленькая богадельня. Впосл. Н. создает на деньги Типогр. комп. небольшую больницу и аптеку Френкеля, в которой бедные получали лекарства безденежно. Наиболее заметной общественной инициативой Н. была помощь крестьянам в голодные 1786–1787, которая в глазах правительства вполне могла выглядеть как попытка масонов воздействовать на простонародье. На заседании ложи Н. столь ярко описал картины всеобщего голода, что тут же были пожертвованы крупные суммы (гл. о. П. М. Походяшиным) на закупку зерна. Н. ссужал его как казенным, так и барским крестьянам; в Авдотьине он завел постоянный хлебный магазин, продолжая благотворительную работу вплоть до 1792.
В XVIII в. общественная деятельность ограничивалась рамками государственной службы и политической полемики. Н. сложился как человек с задатками общественного, а не политического деятеля. На такое формирование личности Н., возможно, наложил отпечаток и опыт восстания Пугачева, показавший, что без изменения нравов и обычаев политические преобразования ведут к дикости. В этом отношении характерно неизменное внимание Н. к мещанству и купечеству как к среде, которая способна не только усвоить просвещенные воззрения, но и нравственно связать между собой низшие и высшие сословия. Н. выбрал область всеобъемлющей идеологии – религиозное сознание, этику, объединявшие все сословия и общественные прослойки. В масонстве Н. увидел возможности филантропической работы, в печати и книгоиздательстве – способ воспитания совершенного человека. В этих целях для Н. были равно привлекательны и оккультные (медицина гомункулус, философский камень и т.п.) аспекты масонства, и абсолютно современные практические дела в рамках масонских лож. Для Н. масонство, в т. ч. и мистическое розенкрейцерство, не исчерпывалось ни обрядностью, ни сферой этических или религиозно-философских исканий. Н. рассматривал систему закрытых масонских лож как внеправительственную организацию, которая вырабатывает представление о правильных взаимоотношениях людей в обществе, в корне отличных от представлений просветительского рационализма.
Масонская деятельность Н., тесно переплетавшаяся с издательской и общественно-просветительной, стала, начиная с 1784, причиной все более жестких столкновений с правительством и различными учреждениями. В авг. по жалобе П. С. Свистунова Комиссия нар. уч-щ опротестовала перепечатку у Н. подготовленных ею учебников, потребовав конфискации тиража и возмещения убытков. 23 сент. 1784 указом И. П. Архарову Екатерина II приказала прекратить печатание статьи «История ордена иезуитов» (Моск. вед. 1784. № 69–71. Приб.), возмущенная ее «ругательным» характером (деятельность ордена была разрешена в России с 1772); была даже сделана попытка изъять разосланные экземпляры. К янв. 1785 в связи с намерением П. И. Богдановича напечатать согласованную с Синодом переделку «Истинного христианства» Арндта выяснилось, что полный перевод книги (запрещенной еще в 1743) вышел в типографии И. В. Лопухина. Указом от 8 янв. 1785 Я. А. Брюсу предписывалось изъять его из продажи, однако в лавках книгу обнаружить не удалось.
Более пристальное наблюдение за деятельностью московских масонов (этим, в частности, занимался протоиерей П. А. Алексеев) сделало необходимым и ее формальное расследование. 7 окт. 1785 московскому генерал-губернатору Я. А. Брюсу было поручено провести общую ревизию школ на предмет подотчетности их Приказу обществ. призрения, образа мыслей преподавателей, характера учебников, соответствия преподавания догматам православия. 23 янв. 1786 Екатерина II приказала гражданскому губернатору П. В. Лопухину лично проверить как больницу и школы, принадлежащие «скопищу известного нового раскола», так и продукцию новиковских типографий, «наполненную новым расколом». Приказ освидетельствовать издаваемые Н. книги и его самого «в законе нашем» был отдан месяцем ранее Брюсу (отсутствовавшему в Москве) и Платону Левшину (23 дек. 1785), однако основное расследование развернулось с сер. янв. по апр. 1786. Больница для типографских рабочих к этому времени была закрыта; из учащихся обнаружили 15 студентов Пед. семинарии, посещавших Моск. ун-т (под патронажем Енгалычева и X. А. Чеботарева). Из числа 397 книг, арестованных в лавке Н., Платон Левшин (вел просмотр вместе с Моисеем Гумилевским и Серапионом Александровским) особо выделил сочинения «энциклопедистов» и «мистические» книги. Из 23 «сумнительных» изданий Екатерина II приказала опечатать 6 явно масонских; остальные после прошения Н. на имя А. А. Безбородко (12 марта 1786) были разрешены к продаже. Впрочем, еще 3 дек. 1786 Н. давал объяснения в полиции по поводу печатания периодического издания «Беседы с Богом», в котором участвовали Н. М. Карамзин и А. А. Петров.
Возможность публиковать масонские книги сильно ограничило запрещение (27 июля 1787) гражданским типографиям (кроме Комиссии нар. уч-щ) печатать и продавать книги, «к вере либо толкованию закона и святости относящиеся»; из 14 изданий, арестованных после проверки книжных лавок по указу Екатерины II от 30 сент. 1788, одиннадцать принадлежали типографиям Н. (уничтожены по распоряжению от 26 авг. 1793). 17 окт. 1788 Екатерина II подтвердила П. Д. Еропкину «прежнее наше повеление» не продлевать Н. аренду Унив. типографии (с 5 нояб. была передана в аренду А. А. Светушкину).
С нач. 1790, после назначения главнокомандующим в Москву А. А. Прозоровского со специальной целью следить за «известною шайкой», Н. находился под постоянным наблюдением (перлюстрация писем – см.: Барсков. Переписка масонов (1915)). Весной 1791 в Москву с указанием начать дело о мартинистах был направлен Безбородко, однако он убедил императрицу в нецелесообразности этого. Тем не менее 13 апр. 1792 Прозоровскому был адресован указ начать расследование по подозрению Н. в издании и продаже «Истории об отцах и страдальцах Соловецких» (на самом деле это одно из Клинцовских изданий), для чего произвести обыск в московских домах и имении, а его самого, если понадобится, задержать и допросить. 22 апр. Д. А. Олсуфьев произвел первоначальный обыск в Авдотьине, но не привез Н. в Москву, найдя его больным. 24 апр. обыск был повторен кн. С. С. Жеваховым, и Н. взят под арест. 25–26 апр. его допрашивал Прозоровский. После первых его донесений в Петербург последовало решение перевести Н. в Шлиссельбург (10 мая), куда со всеми предосторожностями окольной дорогой его отправили с 17 на 18 мая. 3 июня С. И. Шешковский начал свои допросы в Петербурге.
Параллельно в Москве священник Иоанн Иоаннов просматривал книги из лавок Н.; отобранные книги были сожжены под присмотром директора московских народных училищ А. П. Курбатова в три приема (14 нояб. 1793, 20 апр. и 15 июня 1794). До 2 июля 1796 продолжалось следствие по делу книгопродавцев, торговавших изданиями Н. (ходатаем по этому делу выступал З. А. Горюшкин); они были прощены в честь рождения вел. князя Николая Павловича.
Расследование по делу Н. направлялось непосредственно Екатериной II, и вопросы ему на следствии несут отпечаток расхожих представлений о масонстве, отразившихся в ее антимасонских комедиях. Были выдвинуты обвинения в личном обогащении Н. за счет обмана рядовых членов масонских лож; интересовались, сколько золота было получено с помощью философского камня; настойчиво пытались заставить Н. признать отступничество от православия и изменнические связи с Пруссией, что должно было скомпрометировать его в общественном мнении. Наиболее существенными были подозрения в существовании дворцового заговора, вопросы о тайном, неподведомственном правительству, характере деятельности розенкрейцерского кружка и его связях с наследником престола вел. князем Павлом Петровичем.
Н. не признал себя виновным в том, «чтобы против правительства какое злое имел намерение». Обвинения против него оказались довольно расплывчатыми. К тому же представлялось политически недопустимым публично связать дело Н. с именем наследника престола. Поэтому Екатерина II не передала дело Н. в Сенат, а самолично определила, что он виновен по шести пунктам обвинения и «по силе законов» достоин смертной казни. В соответствии с этим собственноручным указом от 1 авг. 1792 императрица, «следуя сродному нам человеколюбию», заменила предполагаемую казнь пятнадцатилетним заключением Н. в Шлиссельбургской крепости.
Скрупулезность следствия и суровость приговора (сподвижники более высоких масонских «степеней» подверглись лишь отставкам и ссылкам) были обусловлены тем, что Н. не внял многочисленным предупреждениям правительства (известны слова Екатерины II – «С’est un fanatigue!»), что дело Н. следовало за процессом Радищева и что императрица считала его реальным главой тайного масонского заговора (общественное мнение обвиняло иллюминатов в организации Великой фр. революции).
Н. содержался в нижнем этаже тюрьмы (камера № 9), вместе со слугой и врачом М. И. Багрянским, оказывавшим ему медицинскую помощь; он был лишен всякой связи с окружающим миром. На содержание его был определен 1 руб. в сутки (записка Н. на имя императрицы летом 1794 о скудости пропитания осталась без внимания). Указ Павла I об освобождении Н. последовал сразу после смерти Екатерины II (7 нояб. 1796). 19 нояб Н. прибыл в Авдотьино, по дороге остановившись лишь у Ключаревых в дер. Валовое. 5 дек. 1796 он был вновь привезен в Петербург (жил в доме Лабзиных) на свидание с императором (отчасти о содержании этой беседы можно судить по письму Н. к императрице Марии Федоровне от 31 дек. 1810).
Следующие годы жизни Н. почти безвыездно провел в поместье (во время его заточения имением управлял брат Алексей), пытаясь расплатиться с долгами и поправить пошатнувшееся хозяйство. Вместе с ним и на его иждивении жили два сына и жена покойного Шварца, Гамалея и «лекарь» Багрянский. Т. о. сохранялся круг его старых единомышленников. В Авдотьине из их числа сформировалась узкая ложа (о книге протоколов ложи Н. писал Ф. П. Ключареву 3 окт. 1811). Н. продолжает интересоваться деятельностью московских розенкрейцеров (последователей И.-Х. Вельнера), новой мистической литературой (К. Эккартсгаузен и др.), переизданиями старых масонских книг, следит за спорами мистиков о «внутренней церкви». В Авдотьине, в основном трудами Гамалеи, переводятся и переписываются сочинения Парацельса, продолжается работа по составлению «Герметической библиотеки». Однако в деятельности лож Москвы (несмотря на контакты с П. И. Голенищевым-Кутузовым и А. О. Поздеевым) и Петербурга Н. не участвует; идеи нового масонства, связанного, в частности, и с возникновением декабристского движения, проходят мимо него.
Арест разорил Н. Книготорговое дело было остановлено. На нем остались долги Типогр. комп. и мн. др., капитал был омертвлен в виде арестованных книг, зданий и оборудования. Именным указом от 17 сент. 1792 был наложен арест на все имущество Н. и назначены опекуны по распоряжению им. 25 авг. 1795 Екатерина II распорядилась погашать долги Н. за счет продажи лично ему принадлежавшего имущества (распоряжение было подтверждено 10 апр. и 9 июля 1796), и частично это было сделано. После освобождения Н. Павел I указом 11 нояб. 1796 возвратил ему из казенного ведомства оставшуюся часть, но Н. предпочел оставить все в ведомстве Моск. приказа обществ. призрения для продолжения выплат кредиторам. С их согласия остатки имущества были в 1801 переданы в распоряжение Г. М. Походяшина, которому и поручалось вести расчеты; указом 11 сент. 1797 к выплатам привлекались также и поручители по старым новиковским займам. Распродажи имущества продолжались до 1805, когда в Москве были разыграны в лотерею остатки новиковских изданий (разрешение на их полную продажу было получено в 1803). Однако еще 16 марта 1811 Н. вынужден был просить московского главнокомандующего И. В. Гудовича отменить запрещения, налагаемые на его имущественные сделки некоторыми кредиторами.
В Авдотьине Н. усердно занимается хозяйством (агрономия, садоводство, постройки), пытается вернуться к предпринимательству. Существует предание, что в 1805 Н. собирался вновь арендовать Унив. типографию; в 1802 он заводит на деньги, занятые в Моск. опекунском совете под залог 150 душ крестьян, суконную фабрику. В 1807 под гарантию сбыта сукон, данную М-вом внутр. дел, расширяет ее, хотя уже в это время не может погашать проценты по долгу. К 1809 за неуплату долга совет предписывает назначить Авдотьино к продаже (аукцион отменяется только после вмешательства императрицы Марии Федоровны). К кон. 1810 Н. вынужден продать часть земли, в кон. 1813 оформляет перерассрочку долга Опекунскому совету на 12 лет (10000 руб. серебром, с погодными выплатами по 1200 руб.). В дальнейшем он собирает деньги на погашение долгов, торгуя рекрутскими квитанциями за сданных в солдаты крестьян.
Н. почти не покидал Авдотьина, лишь изредка по делам посещая Москву (по письмам устанавливаются даты – февр. 1797; дек. 1801; янв., сент. 1802; нояб., дек. 1809; дек. 1810; апр. 1812). Круг корреспондентов, с которыми он вел бытовую и религиозную переписку, довольно узок (А. Ф. Лабзин, Ф. П. Ключарев, Н. Л. Сафонов, Д. П. Рунич, М. Я. Мудров и др.). Из нового поколения литераторов с Н. поддерживают связь только А. И. Тургенев (с ним Н. виделся в 1810) и Н. М. Карамзин (в письме от 30 апр. 1816, благодаря Карамзина за подаренное 2-е изд. «Сочинений», Н., в частности, полемизировал с его «Разговором о счастии»). Карамзин после смерти Н. обратился к Александру I (1818) с просьбой о помощи разоренному семейству; в своей записке он дал высокую оценку просветительской деятельности Н., назвав его «жертвою подозрения извинительного, но несправедливого». Позднее А. С. Пушкин оценил Н. как человека, «распространившего в России первые лучи просвещения». В. Г. Белинский определил его труды на издательском поприще как проявление «высокой гражданской страсти». Н. А. Добролюбов, говоря о Н.-журналисте, выделил его из числа современников в качестве единственного, кто взялся «за сатиру смелую и благородную, поражавшую порок сильный и господствующий <крепостничество>».
Вопрос о принадлежности Н. к движению европ. Просвещения возник в кон. XIX в. Ранние исследователи рассматривали лишь вклад Н., журналиста, издателя, книгопродавца, в дело реального просвещения рус. общества. Историки либерального направления в поисках аналогий развития России и Зап. Европы попытались сделать Н. одной из основных фигур рус. освободительного движения, сближая его взгляды с позицией А. Н. Радищева. Противником этой точки зрения выступил Г. В. Плеханов, отметивший умеренность социальных воззрений Н. и истолковавший его масонскую деятельность как реакцию на распространение идей Просвещения, гл. о. фр. Советская историография практически ввела Н. в русло развития радикальных идей XVIII в. При этом даже масонство Н. трактовалось как форма вызревания антимонархических представлений.
Вопрос заключается в определении специфики и хронологии рус. Просвещения (В. И. Ленин считал, что освоение просветительской этики и социологии состоялось в России лишь в сер. XIX в.). Враждебное отношение Н. в области религии даже к деизму, идея сословного общества, недоверие к рационалистическим системам и интерес к мистическим учениям отражают общую умеренность социальных идей в России в царствование Екатерины II и не позволяют проводить прямые соответствия между Н. и европ. Просвещением.
Лит.: Лонгинов. Новиков и мартинисты (1867); Пекарский П. Дополнения к истории масонства в России XVIII столетия. СПб., 1869 (Сб. Отд-ния рус. яз. и словесности; Т. 7. № 4); Подлинные реестры книгам, взятым из палат Н. И. Новикова… // Чтения в О-ве истории и древностей рос. 1871. Кн. 4. Разд. 5; Тихонравов Н. С. Новиков // Соч. М., 1898. Т. 3, ч. 1; Лонгинов М. Н. Новиков и Шварц // Соч. М., 1915. Т. 1; Боголюбов. Новиков (1916); Пыпин. Рус. масонство (1916); Вернадский Г. В. Новиков. Пг., 1918; Семенников В. П. Книгоиздательская деятельность Новикова и Типогр. комп. Пг 1921; Плеханов Г. В. Соч. М.; Л., 1925. Т. 22; Светлов Л. Б. Издательская деятельность Новикова М., 1946; Макогоненко Г. П. Николай Новиков и рус. Просвещение XVIII в. М.; Л., 1951; Мат-лы о преследовании Новикова, его аресте и следствии // Новиков Н. И. Избр. соч. М.; Л., 1951; Гурьянов В. П. Когда родился Новиков // Рус. лит. 1967. № 4; Западов А. В. Новиков. М., 1968; Будяк Л. Новиков в Москве и Подмосковье. М., 1970; Лихоткин Г. А. Оклеветанный Коловион. Л., 1972; Дербов Л. А. Общ.-полит. и ист. взгляды Новикова. Саратов, 1974; Новиков и общ.-лит. движение его времени. Л., 1976 (XVIII век; Сб. 11); Мартынов И. Ф. Книгоиздатель Николай Новиков. М., 1980; Лепехин М. П. «Опыт исторического словаря о российских писателях» Новикова: (Некоторые проблемы изучения) // Итоги и проблемы изучения рус. лит. XVIII в. Л., 1989 (XVIII век; Сб. 16); Некрасов С. Апостол добра: Повествование о Н. И. Новикове. М., 1994.
В. П. Степанов
Словарь русского языка XVIII века. — М:. Институт русской литературы и языка.
Ответственный редактор словаря – А.М. Панченко.
1988-1999.