Akademik

    ТЕМАТИКА — совокупность литературных явлений, составляющих предметно-смысловой момент поэтического произведения. Определению подлежат следующие, связанные с понятием тематики, термины — тема, мотив, сюжет, фабула художественно-литературного произведения.

    Однако, можно поставить вопрос о том, является ли тематический момент неотъемлемым свойством всякого литературного произведения, возможно ли, чтобы художественная значимость поэтического произведения определялась только элементом оформления, звуковым, примерно. На это ответит утвердительно теоретик самоценного поэтического слова, как звучащего комплекса, к каковым относятся, например, молодые ученые, принадлежащие к крайним представителям формального метода в литературе (Р. Якобсон. Новейшая русская поэзия. В. Хлебников. 1921 г. Прага) или Викт. Шкловский («О поэзии и заумном языке» — Поэтика сборник, 1919 г.) или русские Футуристы, как Крученых (еще в 1913 г. «Декларация слова, как такового»).

    Р. Якобсон считает, что своеобразной особенностью поэтического неологизма является беспредметность. Он подчеркивает безглагольные опыты Фета (стих. Шопот. Робкое дыханье. Трели соловья. Серебро и колыханье Сонного ручья). А так как глагольность — основная форма нашего языкового мышления, то возможна, следовательно, и безмысленная поэзия. Это не случайность. «Поэтический язык стремится, как к пределу, к фонетическому — поскольку налицо соответствующая установка, эвфоническому слову, к заумной речи».

    Вполне понятна поэтому разработка группою молодых ученых тех явлений поэтической речи, и не только поэтической, где «бессмысленность» речений как бы подтверждает возможность отсутствия тематического момента в поэтическом произведении.

    Это — глоссемосочетания (Л. Якубинский — Сб. Поэтика. 1919 г.) — такие речевые единицы, которые приносят как бы эстетическое удовлетворение самим звучанием своим, вне смыслового момента, видимо отсутствующего. Пример — переданные русским солдатом («Война и мир») французские слова — «Виварика Виф серувару Сидяблика», т.-е. Vive Henri quatre! Vive се roi vaillant Се diable à quatre. Но в подобных случаях наличие художественного восприятия всегда будет под сомнением.

    Лишен тематического момента как будто и «заумный» язык — какой-либо хлыстовский стих.

    Рентре фенте ренте финтри фунт

    Подарок мисентрант похонтрофин.

    (Сергей Осипов, XVIII в.)

    и многочисленные заумные слова, употребленные писателями, вроде имени — «Илаями» (К. Гамсун — Голод), «Бобэоби, пелись губы. Вэоеми пелись взоры» — В. Хлебникова и множество других, на которых ссылаются. Однако, сколь приведенные примеры ни ценны при подчеркивании того значения, которое имеет в поэзии звуковая экспрессия слов, они не могут быть обобщены, как тезис о необязательности тематического момента в поэзии. Тем более, что «бессмысленные» заумные сектанские стихи по указанию самих сектантов, имеют сокровенный, ведомый лишь посвященному смысл, а сам язык этот рассматривается, как священный язык одной из восточных стран, примерно.

    С другой стороны, заумные слова в поэзии зачастую лишь новые словообразования, лексическое значение которых дано в заимствованном корне слова. Таково стихотворение Хлебникова, построенное на неологизмах — «заумных словах», на основе темы и корня слова «смех».

    О, рассмейтесь смехачи.

    О, засмейтесь смехачи.

    Что смеются смехами,

    Что смеянствуют смеяльно...

    Синтаксическая «заумность» характерна, например, для такого стихотворения, как «Уныние» Метерлинка:

    Павлины, белые павлины, уплыли при лучах луны,

    Павлины, белые павлины, уплыли плавно насегда.

    Уплыли белые павлины, мои томительные сны...

    В этом стихотворении мы наблюдаем эмоционально-музыкальное, при помощи повтора, развитие темы, обозначенной в заглавии стихотворения «Уныние». При чем тема разработана путем системы аналогий, исходящих из образа «павлины», что вообще характерно для поэзии символистов.

    Если звуки «а», «о» (междометия) — высказывания, и в них налицо тематический момент, в силу интонационного элемента, с ними связанного, то и поэтическое произведение, представляющее хотя бы лишь сочетание отдельных звуков, но рассчитанное на произнесение, будет обладать смысловым тематическим моментом.

    Тема литературного произведения — это смысловой его момент, логически выявленный и обозначенный в виде словесной формулы.

    Традиционно тему называют идеей. А немецкая идеалистическая эстетика утверждала, что поэзия — воплощение идеи в чувственном образе.

    Таким образом, тема «Скованного Прометея», Эсхила, «Каина» Байрона и «Фауста» Гете равно — борьба индивидуума с мировым порядком, богоборчество. Тема литературного произведения может быть указана автором в заглавии произведения. Таковы — «Горе от ума» Грибоедова, «Где тонко, там и рвется» Тургенева, «Цветы зла» Бодлера, «Мещанин-дворянин» Мольера. Но система литературных заглавий достаточно сложна. Имеются простые обозначения предмета, о котором повествуется. Это еще не тема. Таковы заглавия по имени действующих персонажей «Борис Годунов» Пушкина, «Собор Парижской богоматери» В. Гюго. Заглавия сами получают зачастую апостериорное тематическое значение, как ставшее нарицательным «Обломов» Гончарова.

    Учтя все это, можно сказать, что словесная формулировка темы произведения относительно произвольна. Этим и объясняются различные «толкования» произведения, тогда как более конкретные тематические элементы — как «мотив», «сюжет», «фабула» подлежат более точному описанию и анализу. Затруднено выявлять тему лирических стихотворений, эмоционально-музыкальных по характеру, особенно, когда это стихотворения без заглавия, как у Фета или Верлэна (Сборник «Мудрость»). Наоборот, формой тематически легко определяемой являются стихотворения «философские», лирика «идейная», Боратынского или А. де-Виньи. Указанием на тему служат и авторские эпиграфы — примерно, «Мне отмщение и аз воздам» («Анна Каренина» Л. Толстого), «На зеркало неча пенять, коли рожа крива», («Ревизор» Гоголя»).

    Поэтический мотив — простейшее повествование, в котором высказывание неизменно находит соответствие в литературных приемах произведения.

    Поэтический мотив, таким образом, существует постольку, поскольку имеется на-лицо оформляющий его литературный прием и обратно. Поэтический мотив — явление эстетического порядка, социально обусловленное. Его анализ и оценка даются через художественное выражение. Так что знака равенства между явлением жизни и поэтическим мотивом, это явление обозначающим, поставить нельзя. Поэтому литературные образы — «Евгений Онегин», «Рудин», «Базаров», если угодно, дают тему лишних людей, но они не могут быть сравниваемы с подлинными представителями русской интеллигенции, скажем Чаадаевым, Станкевичем. Без художественного оформления не было бы отличия между сюжетом жизненного события и поэтического произведения.

    Примерно, один из мотивов «Собора Парижской богоматери» — благородная любовь урода Квазимодо к девушке цыганке Эсмеральде. Тематический момент тут выявляется в стилистическом приеме антитезы, как в приемах архитектонических — построении глав, расположении эпизодов, так и в приемах описания героя и окружающей обстановки (собор, колокола, трюаны). Мотив «грустной любви», «благородных душ», Schöne Seele, belle âme, чувствительников французских, английских, немецких, русских — Руссо, Шатобриана, Юнга, Клопштока, юного Гете (Вертер), Карамзина, Жуковского — выявляется по эпитетологии и поэтическому словарю этих писателей.

    Александр Веселовский дает следующее определение мотива — «простейшая повествовательная единица, образно отвечавшая на разные запросы первобытного ума или бытового наблюдения» и «формула, отвечавшая на первых порах общественности на вопросы, которые природа всюду ставила человеку, либо закреплявшая особенно яркие, казавшиеся важными или повторявшиеся впечатления действительности» (Ал. Веселовский — Поэтика сюжетов. Полное собрание сочинений. Том 2. Вып. 1).

    С нашей точки зрения в приведенном определении не учтен особо эстетический момент мотива, как элемента художественно-литературного произведения. Видимо на это повлиял генетический характер определения, который устремлял внимание исследователя более на фольклор, на этнографию, чем на поэзию.

    По А. Бему — «мотив» — предельная ступень художественного отвлечения от конкретного содержания произведения, закрепленная в простейшей формуле «а—в» (А. Бем. К уяснению историко-литературных понятий. Известия отделения Русск. яз. и словесн. Росс. Акад. Наук. Т. XXIII. 1918 г. Вып. I). А. Бем подчеркивает, что мотив — художественное отвлечение, фикция, но не указывает на характер «художественности» этого отвлечения, и как будто сводит мотив к логической формуле.

    Однохарактерность мотивов определительна для художественно-литературного течения. Поэтический мотив может быть действительно представлен двучленной формулой — а—в, в которой «а» — подлежащее, «в» — сказуемое. Так, у Ламартина — природа (а) — мать, у которой человек находит отклик на свои горести и радости (в), у А. де-Виньи — природа (а) — мачеха, безчувственная к людским страданиям (в). При несменяемости подлежащего и изменчивости сказуемого мы можем обрисовать эволюцию определенных поэтических мотивов в художественной литературе. Скажем, эволюцию мотива города от Пушкина («Медный всадник») и Гоголя («Невский проспект») до Блока («Незнакомка») и Андрея Белого («Петербург»), или для французской поэзии XIX века от Дезожье и Бодлэра до Золя и Жюля Ромэна.

    «Мотив» — явление определенного хронологического порядка; поэтому поэты — творцы новых поэтических мотивов в такой же мере, как и новых литературных приемов. Это характерно и для целого художественно-литературного течения, как бы двусторонне нарушающего литературный канон своих предшественников. О мотиве и приеме неизменно говорят и литературные манифесты. Трудно согласиться с Викт. Шкловским. Критикуя теорию Потебни о поэзии, как мышлении образами, он ставит в сущности знак равенства между образом и поэтическим мотивом и указывает, что образы — «ничьи», «божьи». Вся работа поэтических школ, — говорит В. Шкловский — сводится к накоплению и выявлению новых приемов расположения и обработки словесных материалов. Образы даны; и в поэзии гораздо больше воспоминания образов, чем мышления ими. Но ведь известны периоды литературной истории, когда «природа» в поэтическом мотиве не играла особой роли, именно — в средневековой эпической поэзии (Песнь о Роланде), в XVII веке во Франции (Мольер), у натуралистов (Золя), итальянских футуристов.

    Сюжет поэтического произведения — это комплекс поэтических мотивов. Традиционно употребляют вместо «сюжета» термин «содержание».

    Сюжеты многообразны, индивидуальны и неповторяемы; повторяемость — свойство сюжетных схем. «Бродячие сюжеты» — это одинаковые сюжетные схемы. Можно говорить об однотипной сюжетной схеме: в бретонской легенде «Тристан и Изольда», в драмах «Франческа да-Римини» — Г. Д'Аннунцио, «Пеллеас и Мелизанда» Метерлинка. Их схема — комплекс основных мотивов — a—b—c, где a — мотив измены жены супружескому обету, b — мотив любви к замужней женщине, c — месть мужа. Но лишь побочные мотивы формируют сюжет каждого из этих произведений и порождают конкретный характер живого поэтического произведения определенной эпохи.

    Некоторые сюжетные схемы отличаются особой устойчивостью. Такова сюжетная схема Дон-Жуана, на которую написано значительное количество произведений. Их авторы Тирсо да-Молина, Чиконьини, Джилиберти, Мольер, Т. Корнель, Гольдони, Байрон, Пушкин, Ленау, Граббе, Меримэ, Бодлэр, Дюма, Гофман, Мюссе, Ал. Толстой и др.

    Типология сюжетных схем могла быть установлена подобно тому, как Полти установил 36 драматических ситуаций.

    Ал. Веселовский разумел под сюжетом «тему, в которой имеются разные положения — мотивы» или «сюжеты это сложные схемы, в образности которых обобщились известные акты человеческой жизни и психики в чередующихся формах бытовой действительности». В свою очередь, у А. Бема — «Сюжет — результат отвлечения от конкретного содержания художественного произведения некоторых повторяемых форм человеческих отношений, психологических переживаний и явлений внешнего мира, результат, закрепленный в словесной формуле (а—в—В.).

    А. Бем отдельно определяет термин «содержание», как «совокупность психологического, бытового, лирического и т. п. материала, которым оперирует художник; материал, закрепленный в слове».

    Термин «содержание» А. Бема касается вне-эстетического «материала», так что относится уже собственно не к художественно-литературному произведению, а к источникам его. Как литературное явление, понятие «содержание» можно было бы с «сюжетом» отожествить, лучше — термин «содержание» из обращения в литературной терминологии исключить.

    Целесообразно отличать «сюжет» от «фабулы». Фабула — это действенное соединение поэтических мотивов как повествовательных единиц. В отношении авантюрной фабулы употребляется традиционный термин — «интриги» от лат. intricare, запутывать. Сюжет — неотъемлемое свойство поэтического произведения, фабула существует постольку, поскольку имеется налицо действенное повествование. Отсюда фабула присуща лишь нарративному виду литературных произведений — роману, повести, новелле и лирическим стихотворениям, носящим соответственный характер.

    Следует заметить, что «драма для чтения» в сущности, повествовательное произведение в лицах. Оно приобретает свой характер наглядно развертывающегося действия в сценическом воплощении, которое к категории литературных произведений уже не относится. Лирические стихотворения могут быть лишены фабулы.

    Виды фабул — авантюрная, психологическая и другие — определяются уже композиционными приемами, так что вопрос этот относится к другой категории литературных явлений — стилистике.

    Несомненно, что мотив, сюжет, фабула получают в поэтическом произведении обнаружение через литературный прием. Членение моментов тематического и стилистического полезно в процессе рабочего анализа. Это позволяет уточнить характеристику литературных явлений. Тематический момент литературного произведения связывается с вне-эстетической категорией — жизнью через художественное выражение. Поэтому конечной целью социологического анализа является литературный прием.

    Следует отметить, что некоторые крайние представители формального метода рассматривают тематический момент, как явление стиля, образование как бы вторичное. «Сказка, новелла, роман — комбинация мотивов, песня — комбинация стилистических мотивов, поэтому сюжет и сюжетность являются также формой как рифмы», — говорит Викт. Шкловский. Его же слова — «Содержание литературного произведения равно сумме его стилистических приемов». «Раз есть новая форма, следовательно, есть и новое содержание; форма, таким образом обусловливает содержание» — слова Крученых.

    Интересны мысли Флобэра — «Все исходит из формы», а также — «Что мне кажется прекрасным, что я хотел бы сделать — это книгу ни о чем, книгу, которая не имела бы почти сюжета или, по меньшей мере, в которой сюжет был бы почти невидим, если это возможно».

    Творчество Флобэра само говорит за себя, за то, что сюжет играл для него роль существенную. Не откликается ли на слова Флобэра современное увлечение беспредметностью в литературе. Для Флобэра — это был лишь эстетический метод, утверждающий пренебрегаемый литературный прием, подчеркивающий значительность оформления. Постольку же ценны приведенные выше мысли русских теоретиков. (см. Мотив, Сюжет, Тема, Фабула).

    М. Эйхенгольц.