Akademik

        «ПИСЬМО И РАЗЛИЧИЕ» («Hcriture et la difference», 1967; рус. пер.: СПб, 2000) — работа французского философа Жака Деррида; как и в двух других ранних его книгах («Голос и явление», 1967; «О грамматологии», 1967) в ней заложены основы его концепции деконструкции и намечены пути ее осуществления. Структура книги характерна для Деррида: это сборник статей (1963— 1967), в основном — развернутых рецензий, на материале которых формулируются собственные позиции. Заглавие сборника — «П. и р.» — сосредоточивает в себе основные понятия Деррида, главные орудия в его борьбе с «логофоноцентризмом» западной метафизики. Как письмо, так и различие, считает Деррида, недооценены или просто унижены классической философской традицией (письмо — в пользу речи и звука, притязающих выразить сущность в форме присутствия; различие — в пользу тождества, непосредственности любых данностей); а потому задача, которую решает исследователь на материале Фрейда и Хайдеггера, Левинаса и Жабеса, Бланшо и Арто — реабилитировать эти категории. Письмо, по Деррида, фиксирует уровень первичных артикуляций культуры в поле, где современная философия сражается с традицией, а различие — момент неданности, отсроченности, смещенности всех наших представлений и восприятий.

        Книга появилась во Франции в ситуации бурных споров на тему о «конце философии». Как возможен выход из традиции? Каковы пути мысли о разуме в современной ситуации? Деррида протестует против внешнего радикализма, не подкрепленного средствами реального выполнения замысла. Одним из ярких примеров может послужить его спор с Фуко о принципах декартовского cogito и возможностях новой науки о безумии (ср.: «Cogito и история безумия»). Фуко намерен критиковать «язык психиатрии, который является монологом разума о безумии», и писать не историю этого языка, а, скорее, «археологию того безмолвия», на фоне которого слышен этот язык. Возможна ли, однако, история безмолвного безумия? Ведь против властного порядка разума у нас нет иных средств, кроме него самого; его можно опротестовывать лишь в его рамках и на его поле.

        Левинас (ср.: «Насилие и метафизика») замахивается на европейскую мыслительную традицию с иным прицелом: он хочет выйти из греко-европейской традиции туда, где слышна речь еврейских пророков, — та, что велась до Платона и раньше досократиков; он хочет найти метафизику, отказавшуюся от теоретизма, обратиться к лицу и Лику, которые не указывают ни на что, кроме себя самих, увидеть «другого», который и есть обращенное ко мне лицо. Обычный язык с его жесткими артикуляциями для этого не годится: нужен такой ненасильственный язык, который бы отказался и от глагола «быть», и вообще от всякой предикации и стал бы нериторичным языком чистого призыва, воззвания к «другому».

        Мирный нериторичный язык Левинаса перекликается с агрессивным нериторичным языком Арто, который притязает завершить западноевропейскую метафизику. Его «театр жестокости» — не представление; он хочет быть самой жизнью, расставшись с подражательностью в искусстве и убрав из театра литературу. Речь сохраняется лишь как жест до артикуляции: еще не дискурс, но уже не крик, причем такой речи соответствует не фонетическое, а иероглифическое письмо. Тезис о «нефонетичности» психики как особого рода письма привлекает Деррида к Фрейду. Психика по Фрейду — это особая графика, особая машина для письма (ср.: «Фрейд и сцена письма»), это движение, прокладывающее след.

        Проблему противоречивого отношения к западно-европейской метафизике иллюстрируют в сборнике тексты, посвященные структурализму. Структурализм — это интеллектуальная злоба дня, он порождает споры и разноречивые интерпретации, которые ускользают от классической истории идей. Само понятие и слово «структура», напоминает нам Деррида в заключительном разделе книги (ср.: «Структура, знак и игра в дискурсе гуманитарных наук»), — ровесники эпистеме, западной науки и философии. Правда, до последнего момента структурность структуры скрывалась тезисом о том, что у нее есть центр или такая точка присутствия, которая прерывает всякую игру (ведь в центральной точке подмены и замещения невозможны). Переломным событием может стать нынешняя попытка осмысления структурности структуры и процесса означивания, включающего подстановки и смещения.

        Мы видим, как самые разные тексты становятся у Деррида примерами «логофоноцентрической» метафизики и объектами для ее критики, однако он каждый раз пытается найти в этих текстах то, что намечает новые конфигурации «грядущей» мысли.

        КС. Автономова