КОНТЕКСТ (от лаю. contextus — тесная связь, соединение) — термин, широко используемый в гуманитарных науках, в философии и в повседневном языке. В частности, методологическая программа философской герменевтики, выразившая собак лингвистический поворот в эпистемологии, строится вокруг понятий понимания и интерпретации, прояснение которых осуществляется путем обращения к понятию «К.». Эта программа не ограничивается герменевтикой, обнаруживая выраженную тенденцию к междисциплинарности. Понятие К. вошло в устойчивый оборот в эпистемологии, лингвистике, в социальной антропологии, психологии, в истории науки, когнитивистике, в истории философии и даже в теологии. Соответственно можно говорить о различных типах контекстуализма, которые соотносятся и взаимодействуют друг с другом. Однако их анализ показывает, что понятие К. во многом не прояснено. Неочевидность понятия «К.» попадает в фокус теоретического внимания только в том случае, если мы проводим различие между специально-научными теориями К. и философской проблематизацией данного понятия. Теория К. имеет своим предметом различные типы целостности и взаимосвязей исследуемого феномена, его включенности в язык, в наличную ситуацию деятельности и коммуникации, в локальную и универсальную культуру. В философии же понятие «К.» сталкивается со следующими вопросами.
Так, понимание слова предполагает учет многообразных К. Тогда в пределе его смысл фактически оказывается конгломератом слабо связанных между собой смысловых элементов. Но как же при этом сохранить идентичность смысла, если словооказываетсястольрасплывчатым и многозначным, как обеспечить адекватность понимания и взаимопонимания?
Кроме того, генезис или функционирование некоторого феномена культуры (в искусстве, религии, науке и пр.) обусловлены рядом детерминант, или К. Однако данный феномен также характеризуется собственной идентичностью, отличием от своих К. Каковы же границы редукционизма в контекстуальном объяснении? Сводим ли объясняемый феномен к совокупности К. — напр., наука — к историческим условиям своего формирования?
Наконец, пусть даже каждая теория зависит от присущего ей научного, социального и культурного К. Сравнимы ли в таком случае разные, в том числе исторически и культурно дистанцированные, теории? Возможна ли их независимая истинностная оценка, их рациональный выбор?
Обсуждение этих вопросов углубляет понимание вечных философских проблем, кроющихся за терминами «смысл», «объяснение-» или «истина», а также способствует прояснению конкретных методологических дилемм, возникающих в науках.
К. в герменевтике
В рамках герменевтики понятие К. не получает эксплицитной тематизации. Однако проблематика индивидуальности говорящего и понимающего (Ф. Шлейермахер), время и временность в экзистенциальном проекте (М. Хайдеггер), история, традиция и язык герменевтического опыта (Х. -Г. Гадамер) — все эти концепции артикулируют «К.» герменевтического субъекта, которые, при всех различиях аналогичны известным понятиям теоретической лингвистики.
Всякий акт понимания есть оборачивание акта речи, согласно Шлейермахеру. Герменевтика призвана показать, как данные на уровне языка значения слов в процессе речевого использования и понимания конкретизируются и превращаются в смыслы. Шлейермахер различает два процесса истолкования. «Грамматическая», или «объективная», интерпретация состоит в лингвистическом истолковании языковой формы текста, в анализе правильного применения слова, в выявлении подлинного авторского смысла. «Техническая» («психологическая», «субъективная») призвана раскрыть личность автора в ее специфичности и его стиль как единство языка и представлений, осуществить «превращение» интерпретатора в автора. Первые К., связанные с позицией интерпретатора, суть присущие ему специфические условия и предпосылки (индивидуальное знание, языковый талант, талант знания человеческих особенностей). Вторые К. открываются в самом процессе истолкования, который направлен на то, чтобы в круговороте целого и части попытаться понять стихию языка из его внешних взаимосвязей, и наоборот. В языке конструируются непосредственные К. текста и с помощью языка реконструируются его опосредованные предпосылки и К. Создавая смысл текста, они только и обнаруживают сам текст.
Гадамер формулирует понятие герменевтической ситуации и принцип влияния истории (Wirkungsgeschichte); в них выражается историчность К., обеспечивающих понимание. «Wirkungsgeschichte» определяется им как столкновение традиций предмета с индивидуальной историчностью интерпретатора. Ситуация представляет собой место, ограничивающее возможности зрения. То, что может быть увидено, — это горизонт, круг зрения, включающий и ограничивающий все, что можно увидеть из данного пункта. Язык, по Гадамеру, есть основа всякого опыта. Историчность и конечность языка определяют не только наш доступ у миру; в языке получают осмысленный образ традиции, в которых мы встречаемся со всякого рода историчностью, а также герменевтические ситуации, в которые мы встроены. «Бытие, доступное пониманию, есть язык» (Gadamer H.-G. Wahrheit und Methode. Grundzuge einer philosophischen Hermeneutik. Tubingen, 1975. S. 450; в неточном русском переводе: «Бытие, которое может быть понято, есть язык» (Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988. С. 548). Итак, традиция, влияние истории, горизонт, герменевтическая ситуация, язык суть те К., в которых производятся смыслы и осуществляется герменевтический опыт, или процесс познания феноменов культуры.
К. в аналитической традиции
Проблема К., являясь герменевтической проблемой, в то же время не ограничена континентальной (немецкоязычной) герменевтической традицией. Понятая как философия языка, герменевтика получает распространение и в аналитической (лингвистической) философии, для которой понятие К. оказывается столь же значимым. Современные аналитические дискуссии по проблеме К. производны от столкновения трех влиятельных концепций. Последние обычно ассоциируются с Д. Юмом (скептицизм), с Дж. Муром (здравый смысл) и с Л. Витгенштейном (идея К.). Контекстуализм подчеркивает зависимость смыслаизначенияединицязыкаотвключенности в синтаксические, семантические и прагматические системы, от ситуации употребления, культуры и истории. Скептицизм доводит программу контекстуализма до крайне релятивистских следствий. Философия здравого смысла, напротив, отрицает необходимость контекстуального подхода. Современный эпистемологический контекстуализм возник, таким образом, как ответ на скептическое отрицание возможности знания мира вокруг нас и на упрощенное обоснование возможности такого знания. Контекстуализм в его современной аналитической версии стремится найти точки соприкосновения со скептицизмом и одновременно показать правомерность повседневного познания. Он делает это путем выделения разных контекстов рассуждения и различия соответствующих им эпистемических критериев (более сильных и более слабых). Конфликт этих трех позиций, таким образом, имеет мнимый характер, или, точнее, обязан динамике нашего знания.
К. в психологии
Одним из первых психологов, осознавшим значение К. в познании, был Карл Бюлер. Он сформулировал «теорию окрестности», или языкового окружения (Umfeld-theorie): «He нужно быть специалистом, дабы понять, что важнейшая и наиболее значимая окрестность языкового знака представлена его контекстом; единичное являет себя в связи с другими себе подобными, и эта связь выступает в качестве окрестности, наполненной динамикой и влиянием» (Btihler К. Sprachtheorie. Die Darstellungsfunktion der Sprache. Stuttgart, 1934/1965. S. 155). Здесь Бюлер обнаруживает свою приверженность гештальттеоретической парадигме, согласно которой единичные элементы образуют изменчивые целостности и переживаются в К. последних. Перенос гештальттеории из психологии в теорию языка (из теории цвета было взято, в частности, понятие «поле» — Feld) означал, что отдельные языковые феномены рассматриваются не изолированно, но лишь в отношении к доминирующим над ними целостностям.
Сходную позицию отстаивал примерно в то же время Л.С. Выготский: «Слово вбирает в себя, впитывает из всего контекста, в который оно вплетено, интеллектуальные и аффективные содержания, и начинает значить больше и меньше, чем содержится в его значении, когда мы его рассматриваем изолированно и вне контекста: больше — потому, что круг его значений расширяется, приобретая еще целый ряд зон, наполненных новым содержанием; меньше — потому, что абстрактное значение слова ограничивается и сужается тем, что слово означает только в данном контексте... В этом отношении смысл слова является неисчерпаемым... Слово приобретает свой смысл только во фразе, сама фраза приобретает смысл только в контексте абзаца, абзац — в контексте книги, книга — в контексте всего творчества автора» (ВыготскийЛ.С. Избранные психологические исследования. М., 1956. С. 370).
К. в социальной антропологии и лингвистике
Современная социальная антропология стремится объяснить и понять все наличное социальное и культурное многообразие. Главный ее метод — это локализирована конкретных социальных феноменов в рамках широкого компаративного К. Она выделяет следующие его измерения:
— окружение (setting): социальные и пространственные рамки, в которых происходят интеракции;
— поведенческая среда (behavioral environment): способ, которым участники используют свои тела и поведение как ресурсы для фреймирования и организации разговора (жесты, позы, взгляды);
— языковой К. (language as context): способ, которым сам разговор, или текст, озвучивает и продуцирует К. для другого разговора, или текста;
— экстраситуационный К. (extrasituational context): понимание обмена репликами требует «базисного знания» (background knowledge), которое выходит далеко за пределы локального разговора и непосредственного окружения.
В 1990-х социальные науки пережили этнографический поворот. Особенной антропологической новацией в арсенале социально-гуманитарного знания является «качественная методология». Последняя призвана дать новые возможности для понимания когнитивного, эмоционального и поведенческого развития, а также тех проблем, которые характеризуют современное общество в целом. К качественным методам относится широкая палитра средств от с включенного наблюдения и до герменевтической работы с текстом. Позиционируя качественные этнографические исследования в центре социально-научного знания, антропологи специально демонстрируют эпистемологическую актуальность понятия К. (а также понятий значения и субъективности) в науках о поведении.
В своих представлениях о К. современная социальная антропология опирается, впрочем, на давние традиции британской школы «контекстуализма», которая зародилась в работах Б. Малиновского и Дж. Ферса в 30-е гг. 20 в. Эта школа обобщила отдельные идеи, которые уже встречаются у В. Гумбольта и Ф. Соссюра, и предвосхитила то, на чем позже специально сосредоточилась интерпретативная антропология и социолингвистика (функциональная лингвистика).
Б. Малиновский первоначально считал, что зависимость языка от сферы его использования есть черта примитивных, или первобытных, языков. Однако затем он изменил свою точку зрения: «Подлинное понимание слов всегда, в конце концов, выводится из опыта деятельности в тех аспектах реальности, к которым относятся эти слова» (Malinowski В. Coral Gardens and their Magic. V. 2. L., 1935. P. 58). Это то, что может быть названо «К. ситуации». За его пределами лежит то, что можно назвать «культурным К.», и определение слова отчасти состоит в отнесении его к К. культуры. Язык как система лексики и грамматики относится к К. культуры; примеры использования языка — специальные тексты и их элементы — относятся к К. ситуации. Оба этих К. находятся за пределами языка.
Лингвисты, не формулируя отчетливо понятие «ситуативного К.», также постепенно приходили к пониманию его необходимости, поскольку «текст» перестал быть ограничен письменным языком и уже не относился преимущественно к результатам работы умерших авторов; лингвисты обратились к речи, к диалектологии. И здесь им пришлось принять во внимание такие факторы, как отнесение к личности, объектам и событиям, находящимся в поле внимания говорящего (экзофорический деиксис — как лингвистическое определение неязыковой ситуации). Так, говоря словами М. Холлидея, известного британского лингвиста, «ситуация была уподоблена тексту, окружающему отрезок проговариваемого дискурса» (Halliday M.A.K. The Notion of «Context» in Language Education // Text and Context in Functional Linguistics. Amsterdam/Philadelphia, 1999. P. 4). В этой цитате содержится важное аналитическое разграничение текста и К., живой речи (непосредственно и наглядно связанной с К. и процессом ее производства независимо от наблюдателя) и текста (существующего только в своих носителях, оторванного от внеязыковых К. и процесса производства). (О различии терминов «дискурс» и «текст» см. также: Касавин И.Т. Проблема и контекст: О природе философской рефлексии // Вопросы философии. 2004. № 11.)
Понятие культурного К. языка как системы было, вместе с тем, значительно полнее артикулировано у Сепира и Уорфа. Сепир не использовал выражение «context of culture», но он на деле интерпретировал язык как выражение ментальной жизни говорящего, и, исходя из этого, он и Уорф разработали свою концепцию взаимодействия языка и культуры («Сепира—Уорфа гипотеза»). Согласно ей, поскольку язык развивался как часть всякой человеческой культуры, он функционировал как первичное средство, с помощью которого подтверждались и транслировались в социальную реальность базисные восприятия и интерсубъективный опыт индивидов. В этом смысле культура предлагает К. языка, в котором интерпретируются слова и грамматические системы. Системы значений, которые скрываются глубоко под поверхностью грамматических конструкций и могут быть обнаружены лишь при основательном грамматическом анализе, Уорф называл «криптотипами».
Эти две главные традиции изучения языка в К. — британская и американская — существенно дополняют друг друга. Первая фокусируется на ситуации как К. языка в качестве текста, причем язык рассматривается как форма деятельности, как осуществление социальных отношений и процессов. Вторая фокусируется на культуре как К. языка в качестве системы; язык здесь понимается как форма отражения, как встраивание опыта в теорию или в модель реальности.
Теории К. в целом ряде гуманитарных исследований обречены на неудачу в силу бесконечности К. и ситуаций. Это характерно для интерпретативной антропологии К. Гирца. Она предлагает не более чем типологическую рамку, которая в процессе анализа текста требует от интерпретатора конкретизации, определяемой спецификой контекстуальных отношений. Из этого следует, что не может быть теории К. как закрытой системы. На этой основе современные лингвисты нередко объявляют понятие К. тривиальным и даже пустым, поскольку-де нет ни одной фразы, которой можно придать смысл вне К. Остается лишь строить модели процесса интерпретации, в которой К. играет значимую роль, и выводить из этого следствия для теории речевых актов. Именно к такому скептическому выводу приходят критически настроенные лингвисты, сознающие пределы теоретизации в своей дисциплине. Баланс между наукой и искусством остается поэтому неизбежной стратегией контекстуальной реконструкции. Ее методология далека от алгоритмичности, она, скорее, ситуативна.
Для содержательного эпистемологического использования термина «К.» нужно построить его типологическое определение на основе разных форм проявления языка и различных типов социальности. Это — специальная задача, которая еще далека от своего решения. Вероятно, что философское понятие К. может быть сформулировано не столько как обобщение лингвистических, антропологических и психологических значений этого термина, сколько путем его контекстуального определения в системе таких понятий, как текст, дискурс, знание, культура и социальность.
Философ, занятый социокультурным истолкованием некоторого элемента знания, воодушевлен теми многообразными смыслами, которыми оно обрастает, превращаясь из гносеологической абстракции в культурный объект. Однако он упускает из виду, что всякая контекстуализация есть локализация, переход от возможного многообразия смыслов к их реальной ограниченности, переход от общего к частному. Практикуемый сам по себе, этот метод ведет от философского обобщения к специально-научному описанию — к тому, что, по идее, призвано служить исходным пунктом философской рефлексии, но оказывается ее невольным, пусть и не окончательным, результатом. Блеск контекстуализма нуждается в философском К., последний же представляет собой обращение к абсолютному. Философия как таковая — это мысль на фоне абсолюта. Внимание к К., в свою очередь, позволяет показать, что абсолют не просто витает в «умном месте», но наполнен человеческим, культурным, историческим содержанием, которое всегда стремится выйти за свои собственные пределы.
И. Т. Касавин
Лит.: Касавин И.Т. Проблема и контекст. О природе философской рефлексии // Вопросы философии. 2004. № 11; Его же. Контекстуализм как методологическая программа // Эпистемология & философия науки. 2005. № 4; Aschenberg H. Kontexte in Texten. Umfeldtheorie und literarische Situationsaufbau. Tubingen, 1999; Biihler K. Sprachtheorie. Die Darstellungsfunktion der Sprache. Stuttgart, 1934/1965; DeRose K. Solving the Skeptical Problem // Keith DeRose and Ted A. Warfield, (Eds.), Skepticism: A Contemporary Reader. Oxford, 1999; Enkvist N.E. Categories of Situational Context from the Perspectives of Stylistics // Language Teaching and Linguistics. Abstracts 13,1980; Gadamer H.-G. Wahrheit und Methode. Grundziige einer philosophischen Hermeneutik. Tubingen, 1975; Geertz С Interpretation ofCultures. N.Y., 1973; Goodwin, Duranti A. Rethinking Context: An Introduction // Duranti A., Goodwin C. (Eds.) Rethinking Context: Language as an Interactive Phenomenon. Cambridge, 1991; Halliday M.A.K. The Notion of „Context" in Language Education // Text and Context in Functional Linguistics. Amsterdam/ Philadelphia, 1999; Jessor R., Shweder R.A., Colby A. (Eds.) Ethnography and Human Development: Context and Meaning in Social Inquiry. Chicago, University of Chicago Press, 1996; Malinowski B. The problem of meanig in primitive language // Supplement 1 to C.K. Ogden & LA. Richards. The Meaning of meaning. L., 1 9 2 3; Malinowski B. Coral Gardens and their Magic. V. 2. L., 1935; Morris E. K. Some reflections on contextualism, mechanism and behavior analysis // The Psychological Record. 47.1997; Steiner E. Die Entwicklung des Britischen Kontextualismus. Heidelberg, 1983; Schleiermacher ED.E. Hermeneutik. Heidelberg, 1959; WorfB.L. Language, Thought and Reality. Cambridge, Mass., N. Y., 1956.
Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация». И.Т. Касавин. 2009.