Akademik

Грузинский язык

Грузинский язык: ГРУЗИНСКИЙ ЯЗЫК представляет многократно скрещенную классовую речь. С XII века он непрерывно демократизуется. Это объясняется рядом экономических и социальных сдвигов внутри страны, а также вторжениями великодержавных завоевателей — византийцев, турок и монголов. На последнем этапе демократизации лит-ого Г. яз. наблюдается скрещение языков разложившегося дворянства и народившейся в XIX в. мелкой буржуазии. Материально средства обогащения и развития Г. яз. черпаются в скрещении достижений и навыков унаследованного от древности мертвого литературного языка феодалов и в сокровищнице живой речи, отливающей многоцветными красками диалектов, уже с давних пор осевших в многочисленных областях Грузии.
       Г. яз. способен полноценно и без искажения передавать понятия отвлеченного мышления. Он легко роднится или сходится с «чужеродными» яз., легко усваивает достижения мысли и речи других народов.
       Из неравной часто борьбы с другими культурными языками — древнегреческим, персидским, турецким и русским — Г. яз. всегда выходил с честью, давая опору самостоятельному существованию грузинского народа. Г. яз. ныне вступает в новую, чрезвычайно сложную фазу своего развития, и национализация культурных и научных ценностей при посредстве Г. яз. означает одновременно и внесение их в грузинские массы. В тоже время нельзя упускать из виду, что Советская Грузия представляет собой живой лингвистический музей. Диалекты Г. языка представляют революционные сдвиги в развитии общественности и культуры Грузии и в своем развитии определяются сменой социального состава активных слоев общественности, оставивших в наследие свои так наз. племенные названия в устах различных народов, — наименования грузин: ивер, сомех, месх (мех), гурдж, георгиец (франц. le géorgien, немец. — der Georgier) и др.
       Прослеживание таких одноэлементных слов-примитивов, как напр. племенное название her или er, имеет прямое отношение к возникновению Г. языка, поскольку это конечно вклад не населения области Her-eθ, a осевшей в ней господствовавшей социальной группировки. Это же слово er, которое ныне означает у грузин «нацию», в древнелитературном языке обозначало и «воинство», собственно «дружину», вожди которой эриставы (eris-θav-n-i) — «главы эров», «дружиноначальники» — играли роль феодалов в древний период грузинской истории.
       В эпохи сложения конкретного Г. яз. и его истории мы сталкиваемся с более сложными терминами и их многозначимостью. Так, соотношение t?arma-? с so-me-q? o—>u шumer и i-ber, resp. i-mer — ki-mer — это соотношение трех социальных группировок, лингвистически дифференцированных по фонетической классификации их языков — свистящей с аканьем t?ar-ma-?), тотема сарматов, шипящей с оканьем или уканьем (so-me-q —> шu-mer), спирантной с эканьем или иканьем (i-ber, resp. i-mer — ki-mer). В языке ни одной из трех групп этого времени нельзя искать примитива, и язык не иберский, переживший в древнелитературном Г. яз., является ярким видом скрещения спирантной группы с шипящей типа сванского яз.
       ГРУЗИНСКИЙ АЛФАВИТ

Смена иберского языка грузинским — вопрос смены не народа, а господствующего слоя кимерского — скифским, у грузин сохранилось это имя в основе их национального названия qar-θ-vel, именно, qar-θ, в произношении шипящей группы qor-?u и спирантной с эканьем *qer-θu, первично *q?er-θu, что пережило в топонимике и в жилищных терминах, т. к. племенное название, некогда тотем, в разрезе космического мировоззрения означало «небо», а в связи с этим и «дом», равно «верх», «кров», «кровля».
       Племенное название в грузинской разновидности qarθ в полном виде qarθl, перерождение *qarθin с архитипом *q̇arθin, на самом деле первично является именем лишь производственно-социальной группировки с ее соответственным тотемом, так же как и его разновидность «хал-дин» и «хал-ди», в IX—VII веках до христ. эры наименование халдов Вана, впоследствии армянской области, и в то же время их бога, великого Халда, бога солнца, мифологически бога солнца-коня. У грузин-христиан по сей день прямой его потомок «хат» (из *q̇al-t), означающий в христианизованной общественности Грузии религиозно «икону», вообще «образ», «рисунок» (отсюда производный от него глагол q̇atva — «рисовать»), а в народных слоях некоторых горских районов, так у хевсуров, пережиточно — «святыню», «святилище». В яз., отличаемом данным названием любой разновидности, имеем классовую звуковую речь халдской или картской социальной группировки, сменившей иберскую, также классовую речь.
       Живую речь подлинных средневековых халдов или картвелов и представляет древнелитературный, уже мертвый ныне Г. яз., на котором сохранилась вся древняя грузинская, прежде всего культовая, письменность. Развитию иберской общественности, а с нею и речи, в предшествующую эпоху способствовала также международная социально-экономическая ситуация, определявшаяся Ираном и Грецией; воздействие их сказывалось в борьбе двух христианских течений — сирийского и греческого. Появление и успехи картской общественности связаны с хозяйственным переворотом мирового значения, совершившимся с развитием арабской культуры в борьбе иранской и византийской общественностей с их изжитыми сословными устоями и молодой семитической организации, опиравшейся повсеместно на новые производственно-социальные группировки. Внутренне же своим оформлением классовый Г. яз., уже картский, обязан христианизации Грузии. Его развитие протекает на фоне длительной борьбы между феодалами и возглавившей местные экономически противоборствующие массовые силы церковью, которая закончилась феодализацией и национализацией церкви. В отношении Г. яз. эта борьба разрешилась выделением двух языков из яз. феодально-христианского. Возникли две классовые лит-ры, феодальная и христианская, выработалось рядом с христианским письмом, церковным, по-грузински «хуцур», т. е. «священническим», другое, противоборствующее ему — феодальное (мирское, раньше языческое), по-грузински «мхедрул», т. е. «всадническое», «рыцарское», — письмо новой грузинской феодальной знати. В средневековой лит-ре впервые письменно выступает и оформляется народный яз., создаваемый прозаиками-переводчиками и поэтами, предшественниками гениального Шоты из Рустава.
       Смена великодержавных культур — византийской, турецкой и новоперсидской — завершается, благодаря завоеваниям монголов, дальнейшим расширением мирового рынка, дающим в Грузии толчок к взрыву национально строившейся феодально-церковной общественности и нарождению международного, вне религиозных пут и в этом смысле антинационального для своего времени мышления, блестящим выразителем которого является Шота из Рустава с его поэмой «Витязь в барсовой шкуре». Шота — глашатай братства народов, собственно их рыцарских слоев, не на христианских началах, а в свободной от церковности иранско-мусульманской трактовке, имеющей домусульманские корни как в пехлевийских повестях, культивировавшихся и раньше в грузинской письменности, так и в фольклоре и эпосе родного яфетического мира. Творческие силы этого сдвига — выдвижение новых социальных слоев в борьбе местных краевых культур с великодержавными, объединение различных национальных образований Кавказа, абхазов, северных горцев, армян и курдов, независимо от вероисповедания, в одном хозяйственном строительстве, национально-грузинском лишь по названию. На этом этапе вскрывается сильное освежающее влияние народной речи — месхского языка.
       Эта живая речь — средневековый язык грузинской придворной знати — была возрождена с началом новой истории Грузии. Новый общегрузинский язык, он же государственный яз. республики, язык новой и новейшей лит-ры, пережил ряд эволюций в зависимости от его демократизации, обусловленной демократизацией грузинского общества. Последнее, по мере втягивания знати в орбиту культурно-речевого влияния, сначала персидского, местами турецкого, впоследствии русского, т. е. по мере ее разложения, все более и более вовлекало в свои ряды сначала крупных дворян и служилых людей, затем мелкое дворянство, разночинцев и низовые слои населения. И в то же время Грузия полна живых так наз. говоров, реже наречий, которые являются пережитками самостоятельных некогда яз., как-то: карталинский, кахский (ках-ети-нский), верхне- и нижнеимерский, гурийский, рачинский, месхский (пережиточно в пределах Ахалцыхского и Ахалкалакского уездов, а также в силу классовой экспансии клином вторгшийся в район мегрело-чанской социальной группировки и здесь прослеживаемый лишь как слой в скрещенном гурийском говоре), наречия хевсурское и др. Это не природные, девственные по чистоте, разновидности Г. языка, связанные своим происхождением с занимаемыми ими областями, а отложения некогда классово распространившихся яз., стабилизовавшихся в путях скрещения, в пределах их оседания.
       О других особенностях Г. яз. (безразлично — древнелитературный ли он или народный) как звуковой речи полистадиальной яфетической системы, а также о четырех элементах (A. B. C. D.) и их функциях в созидании всех систем, видов и подвидов звуковой речи человечества — см. Яфетические языки, а также — Марр Н., Яфетическая теория, Баку, 1928, и Мещанинов И. И., Введение в яфетидологию, Л., 1929.
       Трехступенная озвонченность шумных согласных свойственна обоим грузинским языкам, равно как и большая сохранность сибилянтных аффрикатов, чем спирантных. Из 37 звуков древнелитературного народный Г. язык утратил три, именно: заднеязычный аффрикат q и слабые согласные w и y, равно дифтонги ey и oy.
       Синтаксис древнелитературного Г. яз. отличается постановкой определения (род. п. прил. на втором месте) и обилием союзов, отсутствующих в народном яз.
       Вообще древнелитературный язык обладает своеобразным строем, характеризуемым обилием формальных увязок — как имен с определяемыми словами, так и глаголов с их дополнениями.
       Древнелитературный язык следует особым нормам как в образовании падежей (всего двух — именительного и косвенного — во множественном числе), так и самой формы множественного числа.
       Что же касается единственного числа, поскольку в него не успели внедриться в путях скрещения падежные окончания народного Г. яз., древнеписьменный язык выявляет себя несклоняемым, что последовательно выступает при выражении логического субъекта (так наз. неоформленного падежа) в собственных именах. Изменения по падежам в косвенных падежах — активном (падеже логического субъекта) и исходном (орудийном) — древнелитературный Г. язык производит с помощью местоимения (так наз. дательный местоименный m-an и творительный, он же исходный, послеложноместоименный mi-er «через», буквально «чрез него», и «из», буквально «из него», «оттуда», т. е. приемом системы местоименного построения, переходной от аморфной к агглютинативной).
       Спряжение в древнелитературном языке представляет скрещение древней системы, синтетической, с новой — флективной. В образованиях по первой системе глагольной основой служит имя без какого бы то ни было добавочного оформления: действие выражается постановкой при имени местоимений, логического субъекта и логического объекта (ныне часто лишь подразумеваемого). В образованиях по второй системе — глагольная форма представляет форму или причастия действительного залога, с помощью гласного е в настоящем и производных от него временах, или причастия страдательного залога с помощью гласного i, реже u, в аористе и производных временах.
       В древнелитературном языке, как и в народном, имеются глагольные формы, образованные и по третьей системе, с помощью вспомогательного глагола, иногда типологически тождественные с образованием времен во французском спряжении действительного залога. В обоих языках они использованы для новообразований или третьей группы времен (прошедшее, давнопрошедшее, прошедшее сослагательное), — в этих случаях с самостоятельно стоящим существительным глаголом, — или параллельных спряжений, — в этих случаях с наращением вспомогательного глагола — как состояния, как действия.
       Древнелитературный Г. яз. сохранил не мало случаев моносиллабизма и полисемантизма; особенно ярко пережили эти черты в неизменяемых частицах, союзах, послеслогах и предлогах.
       Многие из особенностей древнеписьменного Г. яз. усвоены народным письменным яз., пережившим в лит-ре ряд эволюций и ныне насыщенным новыми вкладами из различных говоров живой речи.
       Оба языка пользуются двадцатиричной системой исчисления, хотя в них прослеживаются зачатки пятиричной (6, 7) и десятиричной системы.
       Феодальный язык как система сближается не только по нормам, но и по материальной части оформления, с феодальным, также древнеписьменным яз. Армении, а пережиточные черты аморфной системы сближают его с абхазским. Народный яз., агглютинативный, в такой же мере роднится с народным яз. Армении.
       По формальной фонетической классификации, увязанной и с морфологией, благодаря и сродному подбору или распределению четырех лингвистических элементов (A. B. C. D.) в составе словаря Г. яз. образует особую сибилянтную ветвь вместе с мегрельским и чанским (лазским) языками, из коих последние два относятся к шипящей группе (при окании с позднее внесенным аканием), а Г. яз. — к свистящей (при акании с позднее внесенным эканием).
       Основное отличие шипящей группы — большая отчетливость агглютинативности в ее яз., черт флективности значительно меньше. Расхождение грузинского народного яз. с древнеписьменным по этой классификации разъясняется тем, что народный язык, подобно яз. шипящей группы, агглютинативен в своих подлинных слоях, а древнелитературный в слоях, имеющих ближайшую связь с народным Г. яз., представляет спирантную разновидность (с эканием) той же системы или относится к аморфной, resp. синтетической системе, общей с абхазским.
       Из других связей за пределами языков яфетической системы необходимо отметить могущее показаться неожиданным наличие целых слоев Г. языка как языка свистящей группы в чувашском, по яфетическим переживаниям относимом в целом к шипящей группе. Столь же разительны связи Г. яз. вместе с сочленами его ветви, вскрывшиеся как общие у него с финским суоми и с таким романским наречием Франции, как bearnais.
       В морфологических слоях флективной системы Г. яз. роднится с семитическими яз. (префиксовое словообразование трехпадежного склонения), особенно с арабским, но родство Г. яз. вообще с семитическими многогранно; оно представляет интерес и по норме трехсогласия корней и морфологической функции гласных, при этом наличие в Г. яз. то лишь двухсогласия, то четырехсогласия при трехсогласии соответственных семитических корней разъясняется как соотношения то одноэлементных (двухсогласие), то двухэлементных слов (четырехсогласие), полнее сохранившихся в Г. языке, тогда как в семитических все они в подавляющем большинстве преобразовались по трехсогласной норме в корнях семитической системы. Пережитки яфетических взаимоотношений свистящей и шипящей группы наблюдаются между арабским и еврейским, а расхождения сибилянтной и спирантной ветви — между южными и северными семитическими языками.

ГРАФИКА Г. ЯЗ. представляет 37 знаков, что дается с яфетидологической транскрипцией в трех видах; древнеписьменном, лапидарном или инициальном (aso-mtavrul), строчном священническом (q?uθur) и рыцарском (mq?edrul).
       Древнеписьменный яз. располагает цельным начертанием для двугласных ey и oy, а современная письменность, обходящаяся не только без них, но и без w и y, иногда пользуется буквою ф, введенной для выражения f в словах, заимствованных из европейских яз. Лапидарное письмо, как и церковное строчное древних эпох, звук u пишет лишь описательно группой ow.
Библиография:

I. Чубинов Д., Грузинская грамматика, СПБ., 1887; Его же, Грузинско-русский словарь, Тифлис; Его же, Русско-грузинский словарь, Тифлис, 1901; Марр Н. Я., Основные таблицы к грамматике грузинского языка с предварительным сообщением о родстве грузинского языка с семитическими, СПБ., 1908; Беридзе В., Грузинский глоссарий по имерскому и рачинск. говорам, Ак. наук, СПБ., 1912; Марр Н. Я., Яфетические названия деревьев и растений, П., Ак. наук, 1915; Чкония Илья, Грузинский глоссарий, Мат. по яфет. языкознанию, I, СПБ., 1916; Марр Н. Я., Яфетический Кавказ и 3-й этнический элемент в создании средиземноморской культуры, Ак. наук, Лейпциг, 1920; Его же, Племенной состав населения Кавказа, Ак. наук, П., 1920; Его же, Грамматика древнелитературного грузинского языка, Матер. по яфетич. языкознанию, XII, Ак. наук. Л., 1925; Его же, К изучению современного грузинского языка, ЛИЖВЯ, Л., 1926; Его же, Пособие для изучения живого грузинского языка, Труды яфетич. семинария, II, Л., 1926; Его же, По этапам развития яфетической теории, сб. статей, Л., 1926; Его же, Яфетическая теория, Баку, 1928; Dirr A., Theoretisch-praktische Grammatik der modern. Georgisch. Sprache, Wien u. Lpz., Hartleben (много ошибок); Kluge Th., Georgisch-Deutsches Worterbuch, Lpz., 1920; Dirr A., Einfuhrung in das Studium der Kaukasischen Sprachen, Lpz., 1928.

II. Обзор старой грамматической лит-ры — у Цагарели (1873) (на русск. яз.). Библиография работ акад. Н. Я. Марра: Mapp Н. Я., Классифицированный перечень печ. работ по яфетидологии, М., 1926. Библиография важнейших зап.-европ. работ: Немировский М. Я., Из истории кавказской лингвистики, Владикавказ, 1928; Dirr A., Einfuhrung in das Studium der Kaukasischen Sprachen, Lpz., 1928.